хорошо. Две небольшие сумки с вещами пристроили в головах.
– Слушай, нам дадут поесть, как думаешь? – спросил Скрипач, когда с обустройством жилья было покончено. – У них там, кажется, суп. Мясной. Большая кастрюля. Не знаю, как ты, а я вот не прочь с ним поближе познакомиться.
– Ну, тогда пойдем, – предложил Ит. – Потому что помимо супа нам придется познакомиться с «Карающим молотом» в лице бригады… как там Син ее назвала?
– Кажется, какая-то там десница. То ли негодующая, то ли тоже карающая, то ли мстящая. Или рука? – Скрипач задумался. – В общем, что-то там про руку и про кару было, это точно. Но я не запомнил, в какой последовательности.
– Нас покарают, лишив жратвы, – хмуро произнес Ит. – Мне, если честно, по фигу, как эти бедолаги себя называют. А вот есть ну очень хочется!
Глава 8
Нет такого слова – «справедливость»
Суп, невзирая на опасения, им все-таки достался.
И жаркое, пусть консервированное, просто разогретое, тоже досталось – по большой порционной банке.
А еще достались сладкие крекеры и традиционный для почти всех рауф напиток: сушеные ягоды рибира, залитые кипятком и настоянные. Дома Фэб очень часто пил так называемый лхус, напиток из ягод, зеленоватый, прозрачный, и сейчас заваренный кем-то из девушек лхус неожиданно напомнил о доме… очень некстати, очень не вовремя. Помрачневший Скрипач меланхолично вылавливал разбухшие ягодки и съедал вместе с косточками, хотя это, вообще говоря, было не принято. Ит сидел на полу, поставив чашку на коленку, и исподтишка рассматривал группу.
Было на что посмотреть.
Кроме Орбели, в комнате сейчас находилось еще пятеро девушек (мужчины, по обыкновению, ели отдельно от женщин и гермо – тоже практически общий обычай, характерный для многих рас), все как на подбор – маленького роста и светленькие. Двоих Син представила как связисток-эмпаток, еще одна оказалась врачом, а последние двое – помощницами самой Син по различным «операциям». С мужчинами Орбели собиралась познакомить их позже.
Девушки посматривали на двух агентов с явной опаской.
Ит подумал, сколько же лапши навешал им «Молот» про официалов, и помрачнел еще больше.
Скрипач дожевал последнюю ягодку, залпом допил лхус, поставил чашку рядом с собой на пол. Потом повернулся к сидящей рядом светловолосой эмпатке и вполголоса сказал:
– Ты, если собираешься в кого-то стрелять, всегда думай про угол обзора. Ты очень неудачно встала, понимаешь? У тебя угол был градусов тридцать, а все остальное – в слепой зоне. Даже трехлетний ребенок через эту зону к тебе бы подошел, а ты бы не заметила.
– Там нельзя было встать иначе, – ответила она. – Дверь…
– Можно, – уверенно возразил Скрипач. – Сейчас объясню, как.
«Вот это правильно», – подумал Ит. Тоже выловил ягоду из чашки – вкусные они все-таки. Кисло- сладкие, с терпким, ни на что не похожим запахом. Отправил ягоду в рот, потянулся за следующей.
– Но ведь так в меня бы попали, – возразила девушка.
– И опять нет. Поиграй немножко со светом. Ты в тени, а глаз у того, кто тебя хочет увидеть, к темноте не привык. Тебе нужно понять, где будет расположена его слепая зона.
– А если ночь?
– И это тоже решается…
– Ит, вы наелись? – спросила Орбели.
– Угу, – кивнул тот. – Спасибо большое.
– Да не за что. Знаете, прогуляйтесь часок по лагерю, уже вечер, на вас никто не обратит внимания, – предложила Орбели. – Мне надо… поговорить со своими.
«И дать группе порыться в наших вещах, – продолжил про себя Ит. – Ладно, не страшно. Пусть покопаются». Ничего интересного с собой у них не было, но об одном Ит сейчас был готов поспорить на что угодно – все девушки к их приходу будут пахнуть «Сияющим днем», духами, которые он предусмотрительно положил в свою сумку на самый верх. Универсальный запах, пользующийся популярностью сразу у трех рас в этом участке кластера – его с одинаковым удовольствием покупают и рауф, и люди, и когни. Парфюмер, создавший этот аромат, озолотился – духи сейчас производит сотня фабрик в десятке миров, и спрос не падает. И не собирается, несмотря на взвинченную втрое цену.
– Хорошо, Син. – Он легко поднялся на ноги. Скрипач, вежливо кивнув девушке, с которой говорил, тоже встал. – Мы придем через два часа. Этого вам хватит?
– Через час, – поправила она. – К вам у нас тоже есть разговор.
Лагерь для начала прошли наискось – посмотреть пути отхода, расположение корпусов и все прочее. Обнаружили давно разрушенный забор, несколько тропинок, ведущих к лесу, да маленький ручеек, выложенный по берегам искусственным камнем. Запустение было повсюду, запустение и разруха. Обветшавшие корпуса, проросшая сквозь щели в покрытии дорожек трава, разросшиеся деревья и кусты. А ведь раньше это было замечательное место, подумалось Иту. Тут, наверное, было когда-то очень красиво. Он мысленно убрал все признаки ветхости, восстановил развалины – и присвистнул от удивления. Да у них на Орине учебный комплекс поскромнее будет, чем этот лагерь! Огромная территория. Замечательные дома для детей. С высокими потолками, светлые, теплые. Корпуса стоят в хвойном чистом лесу. И удобств выше крыши – взять хоть бассейн… Если присмотреться, то можно разглядеть между корпусами игровые площадки, заброшенные клумбы. У леса обнаружилось небольшое озеро, сейчас затянутое камышом и ряской, – на его берегу догнивали под провалившимся навесом несколько деревянных лодок.
– Хин-чу, Хин-чу! Иди ужинать! Ты где, негодник!? Хин-чу! Иди домой!.. Иди домой немедленно! – Женщина, явно не рауф, а вполне человек, звала ребенка. Вскоре к ней присоединилась еще одна, на это раз уже рауф:
– Абита! Я пожалуюсь папе на тебя!.. А ну домой! Ну куда они опять забрались, паршивцы!..
В кустах позади раздался негромкий шорох. Ит и Скрипач с интересом оглянулись. Ветки раздвинулись, и показалось мальчишеское личико, а следом за ним из куста выглянула девчонка лет десяти, рауф. Мальчик, увидев Скрипача и Ита, тут же прижал палец к губам и помотал головой – мол, не выдавай, молчи!
– Как знаешь, – прошептал Скрипач. – А если мать по попе за это взгреет?
– Не взгреет, она добрая, – тоже шепотом ответил мальчик. – Мы доиграем и придем.
Девочка часто-часто закивала.
– Мы солнечного зайчика поймали, – шепнула она. – Его надо покормить.
– И чем кормят солнечных зайчиков? – поинтересовался Ит.
– Светом из зеркала, – со знанием дела отозвалась девочка. – Он в коробке… в моей коробке.
– Битка, какая разница, чья коробка? – сердито шикнул на нее мальчик. – Зайчик важнее.
– Ладно, кормите, мы не скажем, что вы тут, – Скрипач усмехнулся. Дети мигом скрылись в кустах, и оттуда вскоре донесся еле слышный шепот: «А может, ему туда кусочек сахара положить?»
«Не имеем права, – думал Ит, идя следом за Скрипачом по лагерю. – Мы не имеем права на сиюминутную жалость, на сострадание, на необдуманные решения. До чего же хочется иногда взять всех в охапку и утащить туда, где безопасно и хорошо!.. Так что же, выходит дело – весь мир брать в охапку? Охапки-то хватит? То-то и оно…
Любые дети – чудесны, любые женщины – достойны лучшей жизни, любые мужчины – должны жить иначе, и вообще, этот мир, он весь устроен через пятую точку, на которой сидят, вот только действовать избирательно ты, официал, не имеешь права.
Зато ты имеешь право на другое.
Ты можешь сказать тем, у кого есть силы: там-то и там-то происходит то-то и то-то. И те, кто имеет силы, обязаны прислушаться к тебе. Потому что они сами тебя вырастили, выучили – и сделали тем, кто ты есть. Имеющим право говорить о том, что видишь.
Казалось бы, этого мало.
