На самом деле – это очень и очень много.
Нет доверия глазам, которые врут, ведь так? А тебе – доверяют. И когда ты в отчете, в первичном анализе, пишешь о веерном расслоении, одном из самых страшных социальных явлений, на самом деле верят.
И появляется шанс, что через год в этот лагерь придет кто-то еще – не местные власти, отнюдь. И будет большая репатриация, и девочка Абита вместе с мамой и папой отправится куда-нибудь, где они смогут купить себе хотя бы жилье… и где папе не придется работать шлюхой в Зеленом квартале. И, может быть, им достанется даже немного денег для обустройства. То есть они получат право на полноценную жизнь, а не на прозябание, как сейчас.
Но для этого ты, дорогой агент, обязан ожесточить свое сердце – и для начала не пускать туда девочку-рауф и мальчика-человека, поймавших солнечного зайчика и пытающихся накормить его сахаром, а должен ты думать про веерное расслоение и про тот разговор, который предстоит тебе через полчаса.
И только так…»
Лагерь постепенно оживал. С наступлением темноты из корпусов начали выходить жители, преимущественно женщины обеих рас, тут и там бегали дети, их оказалось неожиданно много; кто-то прокричал, что сейчас дадут свет на целых два часа, генератор починили, и большинство женщин заторопилось обратно в дома: по всей видимости, готовить и стирать.
Они еще немного побродили тут и там, посидели у бассейна (Скрипач все шутил, что не прочь поплавать, и «как бы тут открыть воду?»), а потом двинулись обратно – час прошел, теперь следовало пообщаться с бригадой.
Свет действительно вскоре дали – в корпусе, оказывается, сохранилось, пусть и частично, освещение в холлах и в части комнат. Поднялись на второй этаж. Скрипач на мгновение остановился, потом произнес в пространство:
– Мы пришли. Куда нам?
– Сюда, – тут же отозвалась Орбели из комнаты неподалеку. – Заходите.
В комнате, как выяснилось, собралась сейчас вся бригада – и мужчины, и женщины. Арус хмуро посмотрел на вошедших и тут же отвел взгляд: Ит понял, что ему не по себе. Двое других мужчин, много моложе, смотрели на агентов заинтересованно и без всякого страха.
А все девушки, разумеется, пахли замечательными духами Найф.
Ит усмехнулся.
– Вы мне хоть что-то оставили? – спросил он у одной из девушек. Та опустила глаза, потом не выдержала и прыснула. Следом захихикали остальные. – Заранее спасибо, если там есть хоть немного, на донышке. У меня метаморфоза к этому запаху привыкла. А ее расстраивать не стоит, она дама серьезная.
– Ловко вы слежку сняли. – Одна из помощниц Орбели подняла голову и с вызовом посмотрела на Ита. – Один-ноль в вашу пользу.
– Поверили? – живо спросил Скрипач.
– Поверили, – согласно кивнула Орбели. – Ладно, оставим лирику. Сейчас речь пойдет о другом. Для начала я задам вам вопрос… вам ведь знакомо имя Вудзи Анафе?
Вот это было несколько неожиданно. Ит и Скрипач переглянулись, Ит нахмурился.
– Это был мастер-кукольник, основатель фирмы «М», насколько нам известно, – подтвердил он. – Который погиб при странных обстоятельствах три года назад.
– Да, это действительно так. Только одна маленькая деталь. Вы в курсе, кем он был по крови? – спросила Орбели-Син.
– К сожалению, этого мы не знаем, – Скрипач выжидающе посмотрел на нее.
– Зря. Потому что он был рауф. Пола гермо, что показательно, – Орбели встала, прошлась по комнате взад-вперед. – Рауф, который лепил людей. И у которого был роман… с мужчиной-человеком. Даже не роман. Они жили одной семьей. Постановка, которая называется «Легенда о Ксини», – это, по сути, перевранная история Вудзи, Георга и его бывшей жены, Ксаньи. Имя ничего не напоминает?
Ит кивнул.
– Только в истории все повернуто с ног на голову. В реальности не героический гермо Ксини соединял два влюбленных сердца, жертвуя собой ради чужого блага, а женщина-человек Ксанья почти десять лет прикрывала своего бывшего мужа и гермо… понимаете, за что его на самом деле убрали?
– Только ли за это? – прищурился Ит.
– Конечно, нет. Хотя и за это тоже. Но больше действительно за другое. Стим, скажи ты, пожалуйста.
Одна из эмпаток села поудобнее и произнесла:
– Ну, собственно, тут вот как получается…
Группа сейчас расположилась в большой комнате, кроватей на десять, как минимум. Стены комнаты, когда-то покрашенные в приятный песочный цвет, сейчас выглядели сюрреалистически – время не пощадило краску, и стены теперь напоминали змеиную кожу: краска растрескалась, потускнела, тут и там из-под нее проглядывал бетон. Хорошая когда-то была комната, но сейчас… Высокий потолок, одинокая лампочка, висящая на длинном черном шнуре, вечерний свет за большим окном. Мебели в комнате не было, лишь три переносных раскладных стула. Расселись кто где: мужчины по стульям, женщины – преимущественно на полу, только Орбели села на подоконник, спиной к вечернему лесу. Ит хотел было сказать ей, чтобы пересела – так из нее получается отличная мишень, но решил, что делать этого пока что не стоит. Если ее сейчас разозлить, разговор не получится, а это совсем не в их интересах.
Получалось же, по словам эмпатки, примерно следующее.
Вудзи Анафе и еще несколько мастеров сумели «пробить дорогу». Что это за дорога, Стим сказать не могла – интуитивно чувствовала нечто, не имеющее названия, но объяснить, что это такое конкретно, затруднялась. По дороге проходили некие «духи», «сущности». Стим объяснила, что во всех местных религиях эти духи считаются априори темными и злыми, но на самом деле это, конечно, не так. Да, часть действительно злая, но другая часть – это… Она запнулась, замялась. Что-то очень светлое. Светлое и чистое. Это – как любовь, или, вернее, это и есть любовь. Эмпатка снова засмущалась и просящим взглядом посмотрела на Орбели.
Та покивала, улыбнулась, – мол, продолжай.
Ну так вот. Вудзи открыл дорогу этим светлым духам в свои творения. И даже сейчас, после его смерти, они охотно селятся в копии его работ. Скрипач вспомнил про Брида и согласно кивнул – так и есть.
– Вы встречали таких? – тут же спросила эмпатка.
– Да, – кивнул Скрипач. – Несколько раз.
– А я пока не видела, – разочарованно произнесла Стим. – Только на картинках…
– Увидишь еще, – заверил Рыжий.
Вудзи умер, так сказать, на пороге известности – мир о нем так и не узнал. То есть его знали ценители, но это достаточно узкий круг, а вот весь остальной мир…
– Куклы – это Гоуби, только Гоуби, и еще раз Гоуби, – с презрением проговорила Орбели-Син. – Спроси любого на улице об авторских, экзотических, необычных куклах, и услышишь ее имя. Тот же салон, на котором вы были, – во всех новостях показали ее уродин и ни слова не сказали о других мастерах. Не наводит на некие размышления?
– Пока что не наводит, – ответил Ит. – Пока что это все домыслы.
– Ах, домыслы… ну-ну. Стим, продолжай.
Все куклы, которых делает Гоуби, тоже «заряжены», объяснила эмпатка. Но заряд они несут отрицательный, и духи, которые там селятся, – воплощение зла. Мало того, они, по словам Стим, несут в себе еще и некий месседж, программу. Которая уже сейчас иногда начинает работать.
– Согласен, – Ит прищурился, посмотрел на Орбели. – Случай с послом когни. Информация за информацию?
– Давай, – тут же отозвалась та.
– Скрипач, твоя очередь.
Скрипач сел поудобнее и приступил к обстоятельному рассказу о своем общении с сумасшедшим.
