остановились. Ты ещё увидишь, как Гёргей погонит австрияков с родной нашей земли!
— Дай-то бог, Яношек!
Городские часы пробили одиннадцать.
Янош заторопился. И не потому только, что времени и в самом деле оставалось мало. Их обоих вдруг охватило такое волнение, что никакие слова не могли передать нахлынувшие на них чувства.
Каталина сняла с шеи шнурок с бусинкой, протянула его другу:
— Пусть она хранит тебя в бою! Пусть всегда будет с тобой.
Янош сжал в руке заветный талисман и обнял Каталину. Они поцеловались. Каталина первая высвободилась из его объятий.
Янош быстро зашагал по пустынной улице. Надо было торопиться, чтобы вовремя вернуться в казарму.
Оседлав своего коня, отдохнувшего в конюшне фабрики, Янош с места пустил его галопом.
Быстрая езда в темноте требовала от всадника настороженного внимания. Волнение, пробуждённое встречей с Каталиной, постепенно улеглось, и теперь в памяти стали восстанавливаться подробности встречи. Мысли перегоняли одна другую… Тот человек, который назвал себя Риварди? Плотный, среднего роста. Кого-то он напоминал Яношу?.. Каталина… как она похорошела! И дала ему талисман — свою бусинку!.. Риварди… Готов поклясться, это тот самый…
И шпоры вонзились в бока и без того уже разгорячённого коня.
Своими подозрениями Янош поделился с Ханкишем. Как раз накануне командующий открыто возмущался чрезмерной доверчивостью Кошута. Нехватку военного снаряжения Гёргей объяснял и нерасторопностью людей, которым Кошут доверил военные поставки. Поэтому Ханкиш отнёсся серьёзно к рассказу Яноша. Предупредив лейтенанта, чтобы он ни с кем не делился своими догадками Ханкиш отправил курьера к министру внутренних Се́мере с донесением о Риварди.
Глава восьмая
В атмосфере раздоров
Победа у перевала Браниско изменила ход войны. Вся восточная Словакия была освобождена от неприятельских войск.
В корпус Гюйона влились рабочие отряды, организованные шахтёром Ме́лингом. Свыше тысячи шахтёров вступили в сапёрные батальоны.
Теперь Гёргей занял прочные позиции в районе Каша́у, у верховья Тиссы, где венгерская армия собирала силы для весеннего контрнаступления.
После побед у Со́льнока и Се́гледа корпус генерала Перцеля утвердился также на правом берегу Тиссы.
Между городами Токаем и Не́мета свежие дивизии генерала Клапка стояли в ожидании приказа наступать.
Главнокомандующим всеми вооружёнными силами Венгрии был назначен польский генерал Дембинский, уже увенчанный боевой славой. За спиной у него был большой военный опыт: участие в кампаниях 1812–1813 годов в рядах польских войск; позднее Дембинский был одним из военных руководителей польского восстания 1830–1831 годов. Теперь венгерское правительство пригласило его для защиты своего отечества от австрийцев.
Назначение Дембинского вызвало раздражение командующего Верхнедунайской армией Гёргея. Он возненавидел Дембинского ещё прежде, чем его увидел.
— Наше правительство одержимо каким-то недугом, его непреодолимо влечёт к польским полководцам, — сказал Гёргей адъютанту Ханкишу. — Что говорить, генерал Бем в Трансильвании оправдал свою славу… Там, после Вены, он пришёлся как нельзя кстати. Но Дембинский в роли верховного главнокомандующего!.. Едва кто-нибудь из наших офицеров сможет понять смысл такого назначения! Правда, Дембинский известен как выдающийся военачальник, руководитель польских повстанцев в Галиции. Но здесь, в Венгрии, где такие сложные национальные взаимоотношения, едва ли он будет на месте.
Получив назначение, Дембинский прямо из Дебрецена прибыл в штаб Клапки, где состоялась встреча корпусных командиров и где Дембинский посвятил генералов в план весенних наступлений, разработанный им вместе с Гюйоном.
Гёргей встретил Дембинского учтиво, но холодно. Выслушал его молча, не сделал никаких замечаний, коротко выразил своё согласие.
Австрийцы продолжали двигаться к Дебрецену и неожиданно для себя 26 февраля обнаружили близ Ка́полны венгерские разъезды. Предполагая, что имеют дело со случайными, небольшими силами неприятеля, они решили их окружить и уничтожить.
Дембинский, для которого австрийское наступление было тоже неожиданным, собрал командиров трёх корпусов и предложил план контратаки: сам Дембинский будет руководить центром нападения, Гёргей должен атаковать неприятеля с правого фланга, Дамианич командует левым крылом.
Гёргей выступил против этого предложения на том основании, что нет точных сведений о силах противника и поэтому план Дембинского ставит под угрозу венгерские войска. Однако всё же согласился занять указанную ему позицию. Но, когда началось сражение, он в течение двух суток дожидался повторного приказа, вместе того чтобы ударить с правого фланга при первом пушечном выстреле. Энергичное наступление отборных войск Гёргея должно было отвлечь неприятельские силы от двух других, менее мощных венгерских группировок. Гёргей же ограничивался обороной, и это поставило в тяжёлое положение Дембинского и Дамианича. Им пришлось отступить, оставив Каполну в руках неприятеля.
Впоследствии выяснилось, что Гёргей не только не двинул своей бригады на помощь Дембинскому, но ещё и задержал на двенадцать часов курьера, посланного Дембинским к Гюйону с приказанием выступить на подмогу Аулиху.
Такое неповиновение приказу главнокомандующего, стоившее многих человеческих жизней, едва не кончилось страшной катастрофой. Спасло положение мужественное и оперативное вмешательство генерала Клапки, стоявшего неподалёку, у Верпеле́та. Его гонведы вынесли на себе тяжёлые орудия. Вывезти их на лошадях было возможно, так как тянувшиеся сплошь болота угрожали поглотить лошадей вместе в пушками.
Помимо больших потерь, поражение под Каполной перед самым началом контрнаступления не могло не отразиться на боевом духе армии и на настроении мирных жителей.
Венгерским войскам пришлось вторично переправиться на левый берег Тиссы, чтобы, перегруппировавшись, вновь начать движение на запад.
На военном совете Дембинский без обиняков заявил об умышленном, открытом неподчинении Гёргея и потребовал от него объяснений.
Гёргей ответил без малейшего волнения:
— Трудно теперь доказать, какие результаты были бы достигнуты, если бы намеченная диспозиция была в точности выполнена. Но я отлично понимал, что, введя все силы в бой, мы подверглись бы страшному разгрому… Кроме теоретического расчёта, у полководца есть ещё и интуиция.
— Слова и тон командующего Верхнедунайской армией только подтверждают моё убеждение, что он открыто отказался подчиниться моему приказу, — сказал Дембинский. — Генерал Гёргей! Скажите, как поступили бы вы с корпусным командиром, который сознательно не выполнил боевого приказа главнокомандующего?
Гёргей ответил спокойно, чеканя каждое слово:
— На месте генерала Дембинского я приказал бы расстрелять непослушного генерала Гёргея.
— Я знал о вашей доблести в бою, — гневно произнёс Дембинский. — Теперь я убедился, что и политические интриги вы ведёте не менее смело. Об этом свидетельствует ваше циничное признание. Я доведу о нём до сведения главы правительства.
Прибыв на фронт, Кошут сразу окунулся в атмосферу раздоров между корпусными генералами.
