году Эрлих стал директором своей собственной лаборатории, носившей весьма звучное название – Прусский королевский институт разработки и контроля сывороток. Располагался институт в Штеглице под Берлином и состоял всего из двух комнат, в одной из которых раньше размещалась пекарня, а в другой – конюшня. В этой лаборатории Эрлих выполнил одну внешне неброскую, но чрезвычайно важную работу. “Причина всех наших неудач заключается в недостаточной точности работы, – говорил он, вспоминая как собственный опыт работы с Берингом над антидифтерийной сывороткой, так и многочисленные провалы пастеровских вакцин, – обязательно должны быть какие-то математические законы, управляющие действием ядов, вакцин и сывороток”. Установлению этих законов, а также стандартизации всех указанных веществ Эрлих посвятил три года жизни. Разработанная им система международных единиц действует по сию пору [35] .
В 1899 году Эрлих перебрался во Франкфурт-на-Майне, где богатая еврейская диаспора выделила щедрое финансирование для созданного им Королевского института экспериментальной терапии. Там Эрлих первым бросил вызов еще одной страшной болезни – раку. Он получил много важных сведений о развитии злокачественных опухолей, но разрабатываемые им методы химиотерапии не привели к положительным результатам. Как мы теперь понимаем, только для того, чтобы приблизиться к решению этой проблемы, нужно было не несколько лет, а несколько десятилетий работы, и не одного института, а всего научного сообщества.
В 1908 году Эрлиху на пару с И.И. Мечниковым присудили Нобелевскую премию по физиологии и медицине за создание теории иммунитета. Это было поистине соломоново решение. Их теории противопоставляли, считали взаимоисключающими, ученых пытались столкнуть лбами, но они сохраняли вполне доброжелательные отношения. Они прекрасно дополняли друг друга, как и их теории. Эрлих с Мечниковым смотрели на одну и ту же проблему с разных сторон, и оба в результате оказались правы.
Незадолго до этого произошло еще одно знаменательное событие. Франциска Шпейер, вдова крупного банкира, решила увековечить память мужа самым достойным образом – она пожертвовала крупную сумму на строительство научно-исследовательского института “Дома Георга Шпейера”, на покупку оборудования, создание вивария и приглашение высококвалифицированных химиков, способных синтезировать любое химическое соединение, какое только придет в голову директору института – доктору Эрлиху.
Мне неоднократно попадались высказывания, что концепция “волшебной пули” была мечтой Эрлиха, которую он завещал последующим поколениям ученых, и только сейчас мы с помощью методов нанотехнологий сумеем воплотить ее в жизнь. На самом деле это не так, и все врачи прекрасно знают об этом. Едва созрели условия, в первую очередь финансовые, Эрлих бросил все наличные силы на поиски “волшебной пули”. И он нашел ее! В 1909 году Эрлих сделал самое важное, по мнению многих, свое открытие – он создал знаменитый “препарат 606” – сальварсан, лекарство от сифилиса. О деталях этого открытия я расскажу чуть позже, пока же о событиях, что последовали за ним.
Препарат поступил на рынок уже в 1910 году. Его синтезировали непосредственно в институте, за первый год было реализовано шестьдесят тысяч доз. Интерес к нему был огромный, ведь единственным средством лечения этой чрезвычайно распространенной болезни был прием ртути и ртутных препаратов внутрь и наружно; помогало не всегда, не всем и только на ранних стадиях развития болезни. О побочных действиях ртути никто не заикался, потому что куда уж хуже.
На этом фоне сальварсан обладал поистине волшебным действием, были зафиксированы случаи излечения на последних стадиях болезни при единичном приеме лекарства. Счет исцеленных шел на тысячи. Но при этом сообщалось также о негативных проявлениях – судорогах, параличе ног, даже смерти людей непосредственно после инъекции сальварсана. Причины этого оставались неясными. Возможно, дело было в том, что клинических испытаний в современном понимании тогда просто не было, испытания, в сущности, проводились лечащим врачом при применении средства, при отсутствии подробных рекомендаций и недостатке квалификации могли действительно случаться проколы. Сообщений этих было не так много (может быть, несколько десятков), тем не менее они послужили основанием для дискредитации препарата в печати и травли его создателя.
Не обошлось без антисемитских выпадов, некоторые специалисты, воспользовавшись случаем, обрушились с критикой на теоретические воззрения Эрлиха и утопическую концепцию “волшебной пули”. А в одной из франкфуртских газет вышла статья ее главного редактора с обвинениями Эрлиха и сотрудников института в шарлатанстве, принудительном лечении проституток и опытах на людях. Дело дошло до суда, и после пятнадцатичасового разбирательства было вынесено решение о невиновности Эрлиха по всем пунктам, а редактора газеты присудили к году тюрьмы за клеветническую публикацию “с целью сенсации и рекламы своего издания”. Впрочем, толку от этих репрессий никакого, вот и травля Эрлиха продолжилась. Откликаясь на протесты общественности, рейхстаг в марте 1914 года провел слушания по “делу сальварсана”. Было принято решение о необходимости дальнейшего изучения препарата, а врачей призвали к осторожности в его применении.
Лишь в 1922 году научное общество дерматовенерологов Германии единодушно подтвердило “ценность препарата как наиболее эффективного в борьбе с таким народным бедствием, каким является сифилис”. Сальварсан применялся еще три десятилетия, пока ему на смену не пришел пенициллин.
Вся эта история, несомненно, повлияла на здоровье Эрлиха, и так не очень крепкое. В 1914 году у него случился микроинсульт, от которого он довольно быстро оправился и продолжил работу. В августе 1915 года он поехал на курорт Бад-Хомбург, где скоропостижно скончался от повторного инсульта.
Люди запомнили его немного рассеянным, как и подобает настоящему ученому, погруженным в свои эксперименты, размышления и чтение научных журналов на нескольких языках. В то же время он был человеком веселым и открытым, мог выпить кружку пива со своим давним лабораторным служителем и десяток-другой кружек с немецкими и зарубежными коллегами. Излагая им свои идеи, рисовал формулы на всем, что подвернется под руку, – столе, стене, салфетках, манжетах, как своих, так и собеседника. Много курил, в конце жизни – до двадцати пяти сигар в день, самых лучших, что пробивало большую брешь в семейном бюджете. В свободное время играл в карты, читал детективы, особенно уважал Артура Конан Дойла, с которым состоял в переписке. При этом мог спутать Шиллера с Шекспиром и вообще не любил серьезное искусство. Вот и в опере, куда его выводила жена, размышлял, как мы помним, о науке.Пришло время рассказать об открытии сальварсана. Самое забавное в этой истории то, что Эрлих отнюдь не собирался создавать лекарство от сифилиса, он решал сугубо научную задачу: он пытался доказать и себе, и коллегам, что “волшебная пуля” может быть создана, что это не его фантазия, как полагали все окружающие. Для этого Эрлиху нужна была модель, все равно какая, лишь бы удобная с точки зрения постановки опытов. Он выбрал открытые незадолго до этого трипанозомы – одноклеточных паразитов, вызывавших заболевания половых органов у лошадей. Их было удобно наблюдать в микроскоп, а главное, при введении мышам они вызывали заболевание,
За три года Эрлих исследовал действие на трипанозомы почти всех имевшихся в его распоряжении красителей, числом более пятисот, – он верил в лекарственную силу красителей. Но даже те из них, что концентрировались в трипанозомах, не убивали их. В 1906 году Эрлих, просматривая научные журналы, наткнулся на сообщение о новом лекарстве от сонной болезни под названием атоксил, представлявшем собой довольно простое органическое производное мышьяка. Атоксил излечивал большую часть лабораторных мышей, зараженных сонной болезнью, но вот люди – испытания проводились в Африке – от него только слепли и потом все равно умирали.
И тем не менее атоксил заинтересовал Эрлиха. В нем присутствовало очевидное действующее начало – ядовитый мышьяк. В то же время химическая структура атоксила позволяла получить его многочисленные модификации. Химикам прекрасно знакома такая ситуация, когда “ядро” молекулы остается неизменным, а изменяется лишь периферия молекулы, находящиеся там группы, которые потому и называются заместителями, что их можно заместить. Именно так химики добиваются изменения цвета красителей. Опять же по аналогии с красителями Эрлих предположил, что можно создать такую комбинацию заместителей, при которой препарат будет концентрироваться исключительно в трипанозомах, не затрагивая клетки организма. Атоксил был очень перспективной
Большую помощь в работе оказал японский стажер Сахатиро Хата. Он с самурайской невозмутимостью рубил хвосты мышам, вводил им возбудителя болезни, а по прошествии времени – очередной препарат, который мог принести им излечение. Особенностью медицинских исследований является то, что эксперименты всегда выполняют не с одним животным, а с группой (чем группа больше, тем лучше), чтобы нивелировать индивидуальные различия между организмами. Тут очень важно, чтобы все операции проводились абсолютно одинаково, строго по прописи, в этом деле если кто и может
