Наступило лето. Однажды, закончив хлопотать по дому, Сейида присела было отдохнуть. Но хозяйка просто не могла видеть ее без дела.
— Гуси некормлены. Возьми бидон, набери арбузных корок!
Сейида вышла на жаркую улицу и неторопливо зашагала, стараясь держаться в тени домов и деревьев. «А не сбегать ли мне в квартал эль-Маварди, — внезапно пришло ей в голову. — Повидаться с подружками, теткой Атувой…» Она была лишена всех развлечений с того самого праздничного дня, который закончился так печально… Время от времени Сейиде удавалось заглянуть в бывший свой двор, узнать новости: брат Зейнаб работает теперь в другой мастерской — Анвар открыл новую, куда больше прежней; Бахнаси переселился в их квартиру… Но все эти посещения происходили урывками, от случая к случаю, и только растравляли душу.
А сегодня можно задержаться подольше. Ведь никто не заготовляет для нее арбузные корки и, пока наберешь бидон, пройдет не один час. Это звучит правдоподобно, хозяйка, пожалуй, не станет ругаться за долгую отлучку. Только как бы устроить все поумнее — пойти на старый двор, а потом за корками или наоборот? Наверное, первым делом нужно выполнить поручение хозяйки, а то, не приведи господь, не успеешь все сделать, тогда уж взбучки не миновать. Но куда девать бидон с отбросами? Оставить на улице? Перевернут или разбросают. Пожалуй, лучше всего набрать корок и надежно их припрятать, а потом — во двор со спокойной душой и пустыми руками.
Казалось, все благоприятствовало этому плану — едва отойдя от дома, Сейида увидела в глубине чужого Двора большую кучу арбузных корок. Распугав своим стремительным появлением стаю голодных кошек, Сейида мигом наполнила бидон, поставила его на плечо и двинулась к тупику, моля Аллаха о том, чтобы пройти незамеченной мимо типографии. На ее счастье, у дверей никого не было. Благополучно добравшись до дома, она проскользнула внутрь и запихнула бидон под лестницу. Теперь поскорее бежать, пока не заметила хозяйка!
Запыхавшись, Сейида подлетела к тетке Атуве и бухнулась на землю рядом с ней.
— Что с тобой, дочка? — удивилась та.
— Ой, дай отдышаться… — с трудом проговорила беглянка. — Вот посижу с тобой, а потом поиграю.
— Видать, сегодня Умм Аббас разрешила тебе задержаться подольше?
— Нет, она ничего не знает.
— Ох, и попадет же тебе!
— Меня послали за арбузными корками.
— А ты вместо этого…
— Я уже все сделала.
На этот раз тетка угостила ее не только новостями, но и сладостями, которыми теперь торговала. Подошел Бахнаси.
— Привет, Сейида! Что давно не показывалась?
— Так жизнь складывается!
— Совсем большая стала, и не узнать.
Девочка поднялась.
— Ты куда? — спросила Атува.
— К Зейнаб.
— Она пошла в гости.
— Тогда просто поиграю с ребятами.
Хотя детская порывистость и угловатость движений исчезли, и фигура Сейиды стала почти по- женски округлой, все-таки она еще оставалась девочкой, кипучую энергию которой не могла целиком забрать даже тяжелая, изнурительная работа. Беглянка самозабвенно отдалась играм, наскакалась и напрыгалась за все дни, проведенные взаперти. Потом ребята пошли к бочке с водой, поплескались и немного освежились.
Пора было возвращаться, да и солнце палило так нещадно, что даже листья казались языками пламени, охватившими ветки деревьев. Что ждет ее дома? Голодные гуси, наверное, давно подняли крик. Придется рассказывать небылицы, почему она так долго собирала арбузные корки… А вдруг хозяйка нашла бидон? Страшно подумать! Сейида протянула руку под лестницу, и — о радость! — бидон был на месте. Теперь быстрее наверх. Подойдя к двери, она услышала громкие раздраженные голоса. Девочка заглянула в комнату и увидела Аббаса, понуро стоявшего перед родителями. Отец с матерью с мрачными лицами восседали на скамье. Никто не обратил на нее внимания.
— Шесть лет не везет. Не-ет, это моя вина… Все мать твою слушал! Она спит и видит, как бы сделать из тебя ученого человека… Хватит, завтра же в типографию!
— Чего он там не видел? — вмешалась мать.
— Будет работать. Я сам начинал с черной работы — мыл, подметал, как сейчас Абду. Потом подучился, стал наборщиком. Вскоре сменил мастера — упокой Аллах душу доброго Ризка! Потом выдвинулся в начальники наборного цеха типографии «Истикляль». И все равно учился и печатному и переплетному делу — все типографские профессии перепробовал. Только знания и опыт могут принести уважение. Так-то! Чтобы хорошо работать, надо усердно учиться. Без умения и нищий много не соберет.
Однако сентенции Бараи вызвали гневный протест супруги.
— Ты что, хочешь искалечить ему будущее?
— Какое будущее? К чему он стремится, к безделью?
— Я не бездельник! — вставил сын.
— Был и останешься бездельником, если будешь продолжать в том же духе. Я потом и кровью заработал эту типографию, и, если мой наследник не будет вкладывать в нее столько же трудов — пиши пропало! Начинай с мастерового, испытай все на собственной шкуре, и только тогда тебя будут уважать…
— Тебя-то никто уважать не будет, — встряла жена, — хоть чиновником стань!
— Помолчи, старая! Меня уважают больше, чем любого эфенди[13] . И сам я уважаю тех, кто умеет работать, покойного Габера например. По мне, он стоит больше иного директора или даже министра. Потому что Габер любил свою работу — переплетенную книгу брал как ребенка!..
Сейида, затаив дыхание, ловила добрые слова об отце, она была готова слушать о нем бесконечно, но тут хозяйка заметила девочку.
— Ты чего здесь торчишь, лентяйка?
— Принесла арбузные корки.
Теперь Умм Аббас вспомнила.
— Где же ты пропадала?
— Пришлось поискать — нашла лишь на улице Саляма. Поблизости ничего не было, и я…
— Хватит болтать! Потом я тебе покажу улицу Саляма… А пока поднимись на крышу, нарежь корок и покорми гусей.
— Пусть сначала сама пообедает, — вмешался Бараи.
— Гуси с утра голодные. Слышишь, гогочут?
— И она с утра голодная! Ступай, Сейида, поешь! — заключил хозяин не терпящим возражений тоном.
Всякий раз, когда ему случалось заметить, что воспитанницу загружают работой, Бараи заступался за Сейиду. Но обычно его целыми днями не видели дома. Дела типографии и переплетной мастерской были для него важнее всего на свете. Если бы Сейида работала там, ей было бы куда легче. Но, увы, обязанности девочки целиком определялись хозяйкой — полновластной владычицей сироты. Точнее сказать, полновластной ее мучительницей. Стоило хозяйке заметить, что Сейида сидит без дела, как упреки в дармоедстве и страшные проклятья обрушивались на нее. Как будто Умм Аббас платила ей деньги и боялась, что хоть один миллим останется неотработанным.
