— То, что я понятия не имею, о какой мелодии идет речь, — невозмутимо ответил молодой человек.
Лиз приходила в себя ровно две секунды.
— Вы в своем уме? — спросила Лиз.
— Да, конечно, — заверил ее молодой человек.
— Вас Рикардо зовут, если я не ошибаюсь, — сказала Лиз, — вы руководите оркестром?
— Да, я Рикардо, — важно ответил молодой человек, — и что?
— Что вы задумали? — спросила Лиз.
— Я ничего не задумал, — сказал Рикардо, — просто я понятия не имею, о какой мелодии идет речь.
Мир за окном поплыл куда-то вдаль по своим личным и существенным делам, и ему было совершенно наплевать на то, что происходило тут, в какой-то обыкновенной больничной палате.
— И, тем не менее, вы пришли сюда, чтобы посмотреть мне в глаза, — сказала Лиз.
— Это она меня привела, — сказал человек, глянув на Каталину.
— Вы пришли сюда сами, — сказала Лиз, — а это значит только одно, это значит, вы чего-то боитесь.
— Я ничего не боюсь, я выражаю вам свое глубокое сочувствие по поводу всего случившегося с вами, но ни я, ни ребята из моего оркестра понятия не имеем, о какой собственно мелодии идет речь.
— Вы же репетировали ее в тот день, — сказала Лиз.
— Мы каждый день что-нибудь репетируем, — ответил молодой человек.
Лиз не верила своим ушам, теперь ей показалось, что она спит. Да только вот слишком уж долго длится этот сон с бесконечной чередой несправедливостей и несчастий.
— Вы должны были играть эту мелодию на нашей с Майклом свадьбе, — сказала Лиз.
Молодой человек облегченно вздохнул.
— Ах, вы об этом, — невозмутимо сказал он, — на вашей свадьбе мы должны были играть старые произведения Майкла.
— Он же рассказывал мне об этой мелодии, — сказала Лиз, — я видела ноты, у меня остались черновики.
Молодой человек насторожился.
— Если у вас есть черновики, — спросил он, — то зачем вам понадобился я?
Лиз старалась быть как можно убедительней.
— У меня нет окончания, — сказала Лиз.
— У вас нет черновиков, — сказал молодой человек.
— С чего вы взяли?
— Потому что никакой мелодии никогда не было и нет, — ухмыльнулся молодой человек.
— Зачем вы это делаете?! — закричала Лиз. — У вас есть сердце?
— Еще раз очень сожалею, — сказал молодой человек, — но если у вас все, то мне надо идти.
И молодой человек развернулся и открыл дверь.
— Подождите, — сказала ему Лиз.
— Да? — повернулся к ней молодой человек.
— Дайте мне ее услышать хотя бы один раз, — сказала Лиз.
— До свидания, — сказал молодой человек, повернулся и ушел.
Мир остановился, горы почернели, солнце отвернулось, завяли цветы. Лиз закрыла лицо руками и отвернулась к стенке.
— Гад какой, — сказала Каталина, — что будем делать, Лиз?
— Я не знаю, — сказала Лиз.
— Мы должны что-то придумать.
— Что мы придумаем, Кати, — безучастно сказала Лиз, — я всегда была добра к людям, я не сделала никому ничего плохого, так неужели, чтобы выжить в этом мире, мне надо взять в руки оружие?
— Лиз, — испугалась Каталина, — что это ты такое говоришь?
Через месяц Лиз сняли гипс с обеих ног.
Врач долго массировал ее ноги, мял их. Лиз смотрела на свои ноги, как на пустое место. Потом Лиз возили на рентген.
А через несколько дней и врачи, и Лиз стали понимать, что она не чувствует своих ног вовсе не потому, что они так долго были в гипсе. Она вообще не чувствовала своих ног.
Каталина опять бросила мужа и детей. Хотя в последнее время она отлучалась домой надолго и к Лиз приходила только ночевать.
Но теперь она опять и днем, и ночью сидела у постели Лиз и совсем не знала, что сделать для нее хорошего.
Паоло принес в палату телевизор и два радиоприемника, и они целыми днями ждали музыку Майкла. И когда уже казалось, что жизнь окончательно остановилась, Лиз ее услышала.
Сначала она даже и не поняла, что привлекло ее внимание. Откуда-то издалека оркестр протягивал ей тихие, тяжелые аккорды.
Лиз подумала, что она уже слышала эту мелодию, и стала вспоминать, где и когда она ее слышала.
Мелодия была до боли знакома и близка, и Лиз сначала показалось, что это одно из старых произведений Майкла. Но когда она поняла, что нигде и никогда не слышала эту музыку, Лиз бросило в холодный пот.
Каталина сидела у окна и читала книгу.
— Это она, — сказала Лиз.
— Что — она? — не поняла Каталина, но Лиз ей ничего не ответила.
Тогда Каталина посмотрела на Лиз и сразу же все поняла.
А музыка уже гремела, уже вливалась в палату, и сильная, и тяжелая, и мягкая, и нежная. И было в ней действительно все.
И горы, и море, и солнце, и детство, и первый снег, и белый пароход. И с этим ничего нельзя было поделать. Она была той забытой мелодией, которая уже когда-то пришла в вашу жизнь, и теперь вам оставалось ее только вспомнить.
Словом, все в ней было так, как и обещал когда-то Майкл.
Лиз подала в суд. И самые большие эксперты в области музыки вычисляли на компьютере по старым произведениям Майкла, была ли эта мелодия его последним творением или нет.
Ребята из оркестра доказывали с пеной у рта, что эту мелодию написали они сами, что большой опыт общения с музыкой известных композиторов позволил им сделать это.
Компьютер определил, что «Забытая мелодия» на девяносто процентов идентична творчеству Майкла Гордона. Большие эксперты в области музыки склонялись к тому же.
Но все равно это было не доказательство. А ребята из оркестра говорили, что все это потому, что с Майклом им пришлось работать больше всех.
Так что доказать ничего не удавалось. Вот если бы был хоть один черновик, написанный рукой Майкла, или хоть кусок черновика, или просто несколько нот именно этой мелодии.
Лиз в последнее время понимала, что, чтобы не сойти с ума, в каждой ситуации надо находить что- нибудь хорошее. А эта ситуация была хороша уже тем, что музыка Майкла не пропала бесследно.
И даже название у нее осталось такое, какое ей и дал сам Майкл, Лиз была уверена в этом. Эти дураки из оркестра даже не додумались хоть как-то его переделать.
Так что солнце опять взошло на небосклоне Лиз.
Каталина купила Лиз шикарную инвалидную коляску, и Лиз теперь могла самостоятельно передвигаться по палате и больничным коридорам. Она подъезжала к окну и подолгу смотрела вдаль.
А за окном ходили люди, и все эти люди прекрасно чувствовали свои ноги. И у них не было чувства, будто бы добрая половина их тела была пустым местом.
