-Нет, - решительно заявляет Иоанн. - Учитель хотел, чтобы мы остались.
Когда полководец погибает, его армия не гибнет вместе с ним. Она либо разбредается, либо избирает себе нового предводителя. Все вспоминают: именно Петра назначил учитель старшим среди них.
-Петр, что скажешь? - спрашивают его.
-Я не знаю.
Рыбак сейчас не способен стратегически мыслить. В его глазах стоит сцена ареста безропотного Иисуса и его собственное позорное бегство. Он не знает, как ему искупить свою вину.
-Куда они его повели? - бездумно бормочет он, спрашивая скорее себя, чем кого-то другого. - Что с ним сейчас?
-Они повели его к первосвященнику Анне, - объясняет Иоанн. - Это были его слуги.
-Ты знаешь, где он живет?
-Знаю. Недалеко от дворца Ирода.
-Отведи меня! - требует Петр.
-Зачем? Ты хочешь сдаться? - спрашивает Андрей.
-Нет. Не знаю. Я хочу посмотреть.
-Это опасно, - замечает Матфей.
-Пусть! Отведешь? - спрашивает Петр юношу.
-А что нам делать? - вопрошают остальные. - Куда нам идти?
Все ждут решения от Петра. Они стоят сейчас как раз на том самом перекрестке судьбы с виноградной карты жизни, откуда можно повернуть в любую сторону. Достаточно им разойтись в разные стороны, - и никакой христианской церкви не будет. В этот полуночный час на краю Гефсиманского сада девять галилейских бродяг должны совершить исторический выбор: быть им вместе или стать друг другу чужими. И тогда начнется совсем другая история.
Иоанна осеняет.
-Иаков,- обращается он к брату, - отведи всех к Марку. Мы сходим с Петром на разведку и встретимся с вами там. Тогда и будем решать. Согласны?
Все одобряют это решение.
-А кто такой Марк? - интересуется Фома.
-Жених Марии. Он - наш друг, - поясняет Иаков. - Идите с нами.
Молодые ессеи подчиняются. Девять мужчин покидают Гефсиманский сад и входят в город через Стефановы ворота. На одной из улочек она расстаются: Иаков ведет свою группу в Нижний город к дому Марка, Иоанн с Петром прямиком направляются к особняку Анны на Сион.
Ворота дома чуть приоткрыты. Во дворе виден свет и слышны голоса. Иоанн решительно входит внутрь. Привратник, оглядев знатного юношу, спрашивает, куда они направляются.
-К первосвященнику, - с достоинством отвечает юноша.
-Как вас зовут, господин? - почтительно спрашивает раб.
-Иоанн, сын Зеведея левита. Первосвященник Анна меня знает, - нахально добавляет он.
-Проходите, господин.
Они идут к костру, у которого греются стражи и челядь, и прислушиваются к их разговору. Но те ничего не говорят об Иисусе. Обычный, дворовый треп прислуги. Иоанн не испытывает робости Петра перед знатным домом и Синедрионом. Сын судьи хорошо знаком со всеми юридическими процедурами, и суд не кажется ему бессмысленным карательным органом, каким часто видят его простолюдины, ничего не знающие о своих правах. Иоанну ясно, что даже ему, любимому ученику Иисуса, нельзя предъявить обвинение, если он сам не спровоцирует его. Но главное, Иоанн полон того юношеского бесстрашия, которое убеждено, что с ним не может ничего случиться. Он подходит к дому и заглядывает во внутренние покои. В апартаментах стоит тишина. Иногда мелькают служанки. Все выглядит мирно и обыденно. Может, ничего и не будет? Какое официальное обвинение может предъявить Иисусу Синедрион? Юноша со знанием дела перебирает варианты. Резню устроили римляне, но их не привлечешь к суду. Иисус не нарушил храмовый устав. Свобода пророческого слова не запрещена Торой. Иисуса необходимо уличить в призывах к ниспровержению установленного законом порядка или в богохульстве. Трудно же им будет найти свидетелей этому! Сам Иоанн, положа руку на сердце, не смог бы подтвердить такого обвинения. Его учитель - не убийца, не сикарий и не безбожник. Он - Мессия. Но это как раз говорить Синедриону не стоит. Словом, если Иисус поведет себя умно, Синедрион с ним намучается. Иоанн начинает успокаиваться. Он выходит из дому, так никем и не остановленный, и вовремя возвращается к костру. Один из храмовых стражей пристает к Петру.
-А ты не был в саду со смутьяном?
-Нет, - бормочет Петр, чье мужество было парализовано Иисусом и до сих пор не вернулось к нему.
-Откуда ты и что здесь делаешь? - допытывается он у растерявшегося рыбака.
-Я? Мне нужно…
-Твое лицо мне знакомо, - подтверждает другой воин.- Это ты был с мечом.
-Не знаю, о чем ты говоришь, - лжет рыбак.
-Он сопровождает меня, - уверенно вмешивается Иоанн.
Страж оглядывает богато одетого молодого господина, который только что вышел из дома Анны.
-А ты - кто?
-Я - левит. Пришел по делу к первосвященнику Анне.
-По какому делу?
-Тебя это не касается, - гордо отвечает юноша.- Разве ты секретарь первосвященника?
Воины отстают от них.
В доме в одной из дальних комнат Анна долгим, внимательным взглядом изучает стоящего перед ним узника. Кажется, вельможный старик вполне удовлетворен холодно-печальным лицом Иисуса. Затем он замечает безобразный клубок на его руках и брезгливо говорит Малху:
-Сними это. Он не убежит. Ведь ты не убежишь, Иисус из Назарета?
-Не убегу.
-Я так и думал. Человек, который оскорбляет Храм при всем народе, не станет прятаться от Божьей кары.
-Это вы - Божья кара? - усмехается Иисус.
-Как ты отвечаешь первосвященнику? - вмешивается постельничий и бьет узника по лицу.
Иисус слегка покачивается и, взглянув на него, произносит:
-Тебе ли, пес дворовой, бить меня?
Малх замахивается еще раз. Иисус закрывает глаза и ждет, будто подставляя вторую щеку.
-Хватит! - приказывает Анна. - Я сказал, развяжи его. И оставь нас одних.
Раб снимает легко собственные неуклюжие узы и отходит в дальний угол комнаты. Анна садится на ложе. Его больные, разбитые многолетней службой в Храме ноги не терпят долгого напряжения. Он устраивается поудобнее, подкладывает подушку под руку. Его постельничий хочет броситься ему на помощь, но старик жестом оставляет его на месте. Он почти дружелюбно разглядывает Иисуса.
-Ты боишься Божьей кары?
-Нет.
Анна удовлетворенно кивает.
-А в воскрешение веришь?
-Нет.
И опять кивок.
-Не все я услышал из твоих речей в Храме, - говорит он. - Но одно я понял: если позволить тебе говорить дальше, ты погубишь весь народ Израиля. Только дух Господень позволил этому народу выжить в пустыне. И только дух Господень сохраняет его по сей день. Ты готов разрушить этот дух национального единства. Я верно тебя понял?
-Да.
-Тогда придут волки и рассеют стадо Израиля. Не лучше ли одному человеку погибнуть за народ, чем всему народу сгинуть вместе с ним? - Анна вопросительно и с прежним дружелюбием смотрит на
