- Да, - коротко отвечает Иисус и бросает взгляд на своего спутника слева. - Знаю одного.
Иуда ловит этот взгляд, покашливает, но отмалчивается.
Иоанн не замечает их бессловесного диалога.
- Может быть, это Иохонан Креститель? - задумчиво спрашивает он. - Он живет в пустыне и очищает людей в Иордане.
- Он тоже.
- А кто еще?
- Чтобы жить в пустыне, совсем не обязательно уходить в настоящую пустыню. Иногда человек создает её вокруг себя. Живущий с тобой по соседству может быть из этой пустыни.
- А ты из пустыни? - простодушно вопрошает юноша.
- Я тот, кто идет по дороге к Царству Небесному. Всякий сошедший с дороги становится мертв для Духа и сошедший в пустыне - тоже. Но ему воскреснуть легче других. Он - уже один. Его никто не удерживает там, а пустыня сама гонит прочь. Ты прав, Иохонан Креститель из пустыни, как и все пророки до него. Заслуга его в том, что он сошел с дороги не в садах, а во мрачном месте. И голос его - голос кричащего в пустыне. Но тому, кто идет по дороге, заслуга еще больше. Он наследует Небо. Со мной ли ты, Иоанн?
- C тобой, учитель! - горячо отзывается юноша.
Он не замечает скептического взгляда Иуды в свою сторону, увлеченный новой игрой: теперь он будет смотреть на каждого встречного новым взглядом, разгадывая место его душевного пребывания. Как назло вокруг нет ни души. И тогда первым объектом своего исследования он решает сделать их третьего спутника. Он чуть отстает от группы, чтобы взглянуть на Иуду сквозь приобретенную им волшебную призму. Хромой, старый, нелюдимый. Он точно не из дворца. Смешно воображать его посреди цветущего сада срывающим плоды жизни или лежащим на лугу со свирелью и венком на лысой голове. Не хочется помещать его и в пустыню. Из слов учителя Иоанн понял, что пустыня - самое престижное место. От нее рукой подать до Царства Небесного.
- А пещеры вдоль дороги есть? - обращается он к Иисусу.
- Есть все, что можешь вообразить.
Значит, Иуда - из пещеры, удовлетворенно решает Иоанн. И денежный ящик у него как пещера, в которой он хранит свои сокровища. Юноша весьма доволен своим умозаключением.
А кто же он сам? О, тут нет сомнений! Он, как и возлюбленный учитель, идет по дороге к Небесному Храму. Иоанн вдыхает полной грудью осенний воздух и оглядывается по сторонам. Вокруг по-прежнему Галилейские холмы. Как хорошо, когда знаешь куда идешь. Впереди Царство Небесное. Он ровняет шаг, чтобы идти в ногу с Иисусом как одно целое. Где хромому Иуде так идти!
- Я люблю дороги, - философски изрекает Иоанн.
- И не одни дороги, похоже, - подшучивает Иисус. - Вчера мы слышали замечательную речь в защиту любви.
Юноша мгновенно смущается. Он ловит беззвучную усмешку Иуды и начинает сердиться. Что позволительно Иисусу, не позволительно Иуде: смеяться над ним. На вчерашней свадьбе он, конечно, оплошал, почти опозорился, но именно учитель пришел к нему на помощь, совершив для него маленькое чудо. Именно так. По-другому это не назовешь - маленькое чудо в Кане Галилейской…
Чудо. Чудеса. Это то, чего больше всего желает душа Иоанна. Он живет в постоянном ожидании чуда, его сердце открыто для всего необыкновенного. Говорят, самое лучшее в празднике - его предвкушение. Это тем более справедливо для чуда, которое не привязано к месту и времени. Чудо большей частью состоит из ожидания чуда. Когда живешь в готовности увидеть его, оно, в конце концов, совершается.
Вот дорога, по которой они сейчас идут. Все холмы и холмы. Но там впереди она поворачивает на север и скрывается из виду. Что ждет Иоанна за поворотом? Почему бы там не оказаться чуду? Вдруг там обнаружатся люди с конскими ногами или кони с человеческими телами? Он слышал о таких существах, о них пишут в греческих книгах. Разумный человек испугался бы такой встречи с чудовищами, но ожидание чуда, за которым стоит безусловная любовь к себе и к этому миру, придает человеку бесстрашие. Вот что лежит в основе чуда - любовь. Кто недостаточно любит себя в этом мире и этот мир в себе, тот не удостоится чуда. Ведь чудо должно содержать в себе что-то непривычное, странное, невероятное. Страхом его можно только испортить. Когда Яхве заговорил с Моисеем из горящего куста громовым голосом, Моисей не бросился бежать вниз с горы и не сорвал тем самым торжественную встречу с Творцом. Моисей любил Бога, любил себя и свой народ, и Господь открылся ему за его любовь. Также и Иезекииль, когда явились ему ангелы - четырехкрылые и четырехликие, горящие как угли и снующие на колесах как молнии, пророк не превратился от ужаса в соляной столб, подобно жене Лота, которая без любви взглянула на гнев Господень и осудила в сердце своем Божью жестокость. Нет, Иезекииль выслушал долгие наставления Бога и записал их в свою книгу. Любовь дала ему силы на это.
Когда-нибудь перед Иоанном тоже разверзнется небо и будет ему голос свыше, и любовь, которой так много в нем, что ему порой трудно дышать, не позволит ему онеметь от страха и пропустить этот час. Он запомнит все и подробно опишет это в своем откровении. Так будет.
Иоанн привычно взглядывает вверх. Осеннее небо над ним затянуто тучами, как Святая-Святых Храма - завесой. Так, наверное, и есть: облака – это завеса Небесного Града. Бог создает их, чтобы скрывать там своих ангелов. Небо безмолвствует пока и не подает знака юноше. Но когда-нибудь Иоанн увидит свои небеса, ведь он много возлюбил и шагает с учителем в ногу к Царству Небесному. Откуда-то же внушено ему с отрочества, что он рожден для необыкновенных дел, что его жизнь не может пройти без чудес.
Меж тем уже вечереет.
Трое спутников проходят за поворот дороги, им открывается широкая лощина между гор. Увы, никаких чудовищ нет там, чтобы восхитить Иоанна могуществом и фантазией Творца, есть лишь обычная галилейская деревушка на два десятка дворов. Они приближаются к самому крайнему из них, входят и стучатся в двери дома. Им долго никто не отзывается. Наконец, раздается голос:
- Что нужно?
- Мы путники. Просим пустить на ночлег.
- Откуда вы?
- Мы из Канны, были на свадьбе, идем теперь в Капернаум, - терпеливо объясняет Иисус.
Дверь приоткрывается и показывается дряхлый старик.
- Ныне много лихих людей бродит по дорогам, - ворчит он, внимательно разглядывая стоящих на крыльце людей.- Израиль уже не тот. Язычники в нем поселились. Да и наши зелоты теперь свирепствуют.
- Мы не причиним вреда.
- В дом пустить не могу. А в сарае ночуйте, если хотите.
- Ты бы нам, старик, хоть одеял дал, - вступает в разговор Иуда. - Холодно в твоем сарае. А зелотов не ругай. Они за твою свободу сражаются.
- Там сено есть. Им и укроетесь.
- Ну а поесть у тебя что-нибудь найдется? Мы заплатим.
Старик недовольно смотрит на Иуду.
- Видно, господин. Одеяло ему, ужин подай. У меня не постоялый двор.
- Мы устали и голодны, - мирно объясняет Иисус.- Но если ничего нет, спасибо и на том.
- Сейчас посмотрю. Может, что и найдется. - И старик закрывает перед ними дверь на засов.
Они идут в сарай. Кроме пустых яслей, сена и груды навоза там ничего нет. Иуда сразу же принимается за разведение костра. Его покалеченная нога начинает ныть при малейшем похолодании. Он быстро и привычно с помощью взявшегося откуда-то кремния запаливает охапку сена и крошит на нее сухой навоз. Помещение наполняется кислым дымом.
Вскоре появляется старик с кувшином воды, хлебом и сушеными смоквами. После вчерашнего свадебного изобилия этот ужин выглядит более чем скромно.
- Старик, мы заплатим вдвойне за твой сыр и масло, - предлагает Иуда.
- Нет у меня ничего. Что было… вот, даю.
- А что так тихо в деревне? - спрашивает Иисус.
- Так многие ушли на заработки в Тибериаду, а иные натрудились за день и отдыхают. Не всем же по дорогам шастать и мирных людей беспокоить. Ну ладно, некогда мне с вами говорить, меня дома ждут.
