— Как на Крите, — добавил Глеб.
— Возможно. Сейчас уже неизвестно. Но, во всяком случае, память народная пронесла воспоминание о быке через три тысячи лет.
И вообще многие названия рек, озер, городов живут тысячелетиями. Даже если не раз меняется население. Вот хоть ваша Тусорь, или Ока, Сейм, Ворскла, Фатеж, Буртас. Ведь подчас и не поймешь, откуда такие слова взялись. А как разберешься — многое говорят эти сохраненные веками названия.
Есть, например, реки Торча, Торчица, Торчинка, город Торческ, села Торчин, Торка… и всё в одном районе — в южной части наших степей. Оказывается, жили в тех местах когда-то кочевники — торки. Отсюда и названия. Или вот: жил когда-то на востоке черноземной полосы народ буртасы, но где точно — долго не было известно. А покопались в названиях рек — нашли в бассейне реки Цны речушку Буртас. Так и узнали, где жил народ. Или Сувар. Был такой город в старину — одна из столиц волжского болгарского царства. Где был — не знали, только в письменных источниках о нем предание сохранилось да деньги нередко находили, на которых его название вычеканено.
А вот недавно один сельский учитель сообщил о городище, которое до сих пор у местных жителей называется Суваром. Произвели там исследование — точно, на том месте и был богатый болгарский город.
Видите, как много старого, полузабытого сохранилось в живой народной речи.
Да вот ещё — недалеко ходить за примером. Был я в селе отсюда за пятнадцать километров. Слышу, две старушки беседуют, одна другую в чем-то горячо убеждает, а та не верит. Тогда первая клянется: «Ей- богу… Вот чтобы меня крымская сабля посекла».
Заинтересовался я. «Скажите, — спрашиваю, — почему крымская? Что это за клятва такая?»
А старуха мне честно отвечает: «Не знаю, товарищ, так ещё бабка моя клялась».
Я-то знаю, почему крымская. Стоит это село как раз возле татарской сакмы. Сакмами называли пути татарских набегов. Шли они по водоразделам, где посуше было и лесов было меньше, конным ордам доступнее. И сейчас известны эти сакмы: Калмиусская, Изюмская, Муровский шлях. Ну и, видно, случалось, разоряли крымцы то село, где живет теперь бабуня. Запомнили эту черную беду бабунины предки… И от них к старухе перешла страшная клятва.
— Мой дед часто говорит: «Кабы не папа римский да не хан крымский, беды бы на Руси не было», — дополнил Глеб.
— Вот. И тоже, верно, уже не понимает, чем так насолили Руси крымские ханы, а отголосок истории до сих пор в поговорке его звучит и показывает, каким страшным бедствием были когда-то для народа набеги крымских татар.
— А кто же была Заряна?
— Заряна? — Дмитрий Павлович нарочно выждал несколько секунд, видя, что ребята с интересом ждут его ответа. — Славянка она была. Русская славянка. И городище это заселено было славянами.
— Так давно? — усомнился Игорь.
— Чего же давно? Славяне в наших местах и гораздо раньше восьмого века жили. Назывались, правда, не всегда и не везде одинаково: то венеды, то анты, то, наконец, росы, русы. Ну, а в восьмом веке здесь жили уже самые настоящие русские славяне — северянские племена. Уже и язык у них был с нашим современным русским языком схож. Если бы мы сейчас с Заряной встретились да беседовать начали, поняли бы друг друга без переводчика.
ГЛАВА VIII. ПОЛЯН
— Расскажите нам о Заряне, — попросил Игорь.
Вернулись к шурфам. Дмитрий Павлович сел опять на Глебов мешок, ребята расположились рядом. От прежнего недоверия к новому знакомому у них и следа не осталось. Дмитрий Павлович вынул и передал опять ребятам диргем и начал, мягко поглаживая рукой русую бороду:
— Надо, ребятки, представить себе эти места такими, какими они были тысячу лет тому назад. Про городище вы уже знаете. Вокруг дремучие леса, не чета теперешним: густые, непроходимые. Дуб, клен, липа, ясень, рябина, яблоня и груша дикие, орешник непролазный да ещё тёрн, как колючая проволока. В лесу масса зверей, птиц, грибы, ягоды. Внизу, — он указал рукой, — река. Она была полноводная, болот было больше. Верно, вся долина была заболочена.
— Бобры, — вспомнил Глеб.
— Да, бобры, выдра речная, журавли, цапли, аисты на длинных ногах по топким берегам да кочкам ходят. А на открытых болотных озерцах и на реке долбленые славянские челноки — однодеревки. Вокруг городища несколько десятков жилищ, целая община — больше, конечно, всё родственники.
Неподалеку другие городища, другие подобные общины того же племени — северянского. Община с общиной жили мирно, отдельные северянские племена между собой тоже обычно не враждовали.
А вот разные племенные союзы зачастую даже воевали. Северяне, например, с полянами или с вятичами, радимичами. Но часто славяне объединялись вместе против общего врага — чужеземца. Тогда это была сила непреодолимая.
А враги у славян были: то одни, то другие кочевые народы появлялись у восточных и южных окраин славянской земли. В восьмом веке это были могущественные хозары и подвластные им аланы, кутургуры. Врывались кочевники конной ордой в несколько сот или тысяч человек, старались захватить врасплох, отнять и угнать стада. Если удавалось проникнуть в городище, уводили в плен здоровых мужчин и женщин и продавали в рабство на невольничьих рынках Причерноморья: грекам, персам, понтийцам.
В одиночку городища не могли бы сопротивляться кочевникам. Но если враг нападал на одну из общин — на помощь ей поднималось всё племя.
А бывало, и сами славяне в далекие походы хаживали — за разор врагу отомстить, полонников славянских из неволи вызволить, славу силы славянской по горам-морям разнести, ну и с добычей богатой домой вернуться. Далеко залетали. И хозар воевали и земли цареградские.
