Ожидая нового штурма, он заставил женщин намесить глины и катать из нее большие тяжелые шары. Обожженные в костре, они должны были заменить камни.
Наготовили и ядер, тоже глиняных, обожженных, величиной с кулак. Насадив на палку, ядра эти можно сильно и далеко метать со стены. По указаниям Поляна закололи десяток жирных свиней. Сало их должно было в случае нового приступа заменить смолу.
Сказать правду, и храбрый Полян о новом приступе не мог подумать без страха. Хорошо ещё, что ни один из побывавших на городище врагов не вернулся живым к своим товарищам, и не знали поэтому кочевники, что у защитников не оставалось уже почти никого, кроме женщин, детей, глубоких стариков да раненых.
Враги в тот день больше не беспокоили. Правда, несколько раз небольшие группки их пытались ближе подползти к городищу за телами своих товарищей, но каждый раз кочевников отгоняли глиняными ядрами и стрелами дозорные со стены.
Перед рассветом Горша, пятнадцатилетний сын храброго Мороша, и два его сверстника спустились в ров, обвязавшись длинными веревками. Мальчик опеленал широкими ремнями изуродованное тело отца и прикрепил к нему веревку. Славяне подняли на стену труп героя.
Ребята не сразу вернулись на городище. Они, конечно, знали, что кочевники могут появиться перед рвом каждую минуту, но во рву на телах врагов и в земле были сотни стрел, были мечи и копья. Мальчики занялись сбором этого оружия. На стену подняты были вязанки стрел, копья, кочевничьи клинки и тугие луки, и только после этого вернулись смелые подростки.
Наутро пошел проливной дождь, ямы от разобранных жилищ наполнились водой. Осажденные были рады этому, хоть до костей промокли, потому что всё, чем можно было укрыться от ливня, отдано было раненым и младенцам: теперь им не угрожала гибель от жажды.
Когда на следующую ночь печенеги снова приползли ко рву за трупами, Полян не разрешил дозорным стрелять.
Может быть, это было спасением городища. Кочевники, верно, не ушли бы, бросив у подножья вражьего гнезда трупы своих храбрецов. А так — прошло ещё три дня, и враги сняли осаду упрямого городища…
Дмитрий Павлович замолчал. Молчали и ребята. Они как-то по-новому смотрели на давно знакомые вал и ров.
— Это здесь столько людей побито было, — пролепетала Вера, — вот страсти!
— Скажите, пожалуйста, какие дела здесь творились! — заговорил вдруг невидимый в листве дед. — И откуда всё это известно?
Ни Дмитрий Павлович, ни ребята не предполагали, что дед слушал. Думали, что он давно крепко спит.
— Откуда известно? — улыбнулся археолог. — Предание… вот как о ваших кудеярах да о жадном попе…
Дед из кустов хитро засмеялся.
— Ну, а дальше что было? — не терпелось Игорю.
— Дальше… сел он на велосипед и уехал в Колодное…
— Кто? — не сразу понял мальчик.
Все засмеялись.
— Дмитрий Павлович, конечно! Ну, до свидания, ребята. Быть тут завтра к семи часам.
— Будем!
И как раз в эту минуту загрохотало вдруг невдалеке: удар, потом другой, третий.
Ребята вскочили на ноги. Дмитрий Павлович с досадой бросил и затоптал недокуренную папиросу.
Из кустов показалась голова старика.
— Опять? Да что же это такое творится у нас, товарищ ученый? Неужели управы на них нет?
— Есть, конечно! Ну… до завтра.
— Устали, ребятушки? — спросил дед, как только археолог скрылся за кустами орешника.
Ребята, конечно, признались.
Тогда дед посмотрел на них и почти строго сказал:
— Поступаете в моё распоряжение. Понятно? — И добавил, уже опять ласково моргая: — Работка есть по хозяйству. Удивим ученого.
ГЛАВА XIII. НЕ БОГИ ГОРШКИ ОБЖИГАЮТ
Ученого действительно удивили. Когда Дмитрий Павлович наутро, за пятнадцать минут до назначенных семи часов, подошел к месту работы, оно показалось ему давно обжитым. Кусты орешника, вчера мешавшие откидывать землю, были вырублены, площадка вокруг раскопа была освобождена от дерна и земли. В тени дубового куста был закопан почти до горлышка большой красный жбан (как вскоре выяснилось — с квасом), а главное — в кустах, где вчера отдыхали всей компанией, красовался великолепный курень. Он не походил ни на один из виданных археологом шалашей. Основой куреня служили живые ветви орешника. В самой ореховой чаще расчищена была площадка примерно в пять квадратных метров. Многочисленные ветви орешника вокруг нее были согнуты и связаны у верхушек. Концы их были вплетены в куполообразный свод, стены заплетены срезанными ветвями, сверху для защиты от дождя тоже плотно уложен слой ветвей. Получилась зеленая и прохладная живая пещера. Внутри на земле — толстый слой душистого сена. С одной стороны дедова постель: чистое рядно, подушка в чистой цветастой
