Повторим вслед за Мищяковским, Пясецки был действительно более чем спорной фигурой. Поскольку входил в весьма примечательную группу товарищей, этаких партайгеноссе на польский лад, которая еще в самом начале немецкой оккупации Польши пыталась создать нечто вроде польской национал-социалистической партии, а также намеревалась, опять же опираясь на немцев, создать некое подобие польского государства. Важно отметить, что руководство этого образования, называемого Национально-радикальной организацией, до определенного времени считало возможным использовать нацистов, в ответ на предлагаемое содействие получая от них вооружение, чтобы в соответствующий момент обратить его против них же. Похоже, этим польским деятелям не давала спать спокойно слава Пилсудского, проделавшего подобный трюк в конце Первой мировой, раз уж они так и не придумали ничего лучше.
А впрочем, что бы их ни вдохновляло, немцам государственность расово неполноценных славян была не нужна, а потому они сами использовали выскочек из Национально-радикальной организации, уничтожив в 1940 г. практически весь цвет польского общества, не ушедшего в подполье. По большей части профилактически, чтобы потом хлопот меньше было. После чего Б. Пясецки, которому своя нация была дороже политических теорий, мгновенно протрезвел и понял — по всей видимости, один из немногих, — что в данной войне речь идет не просто о разгроме польского государства и оккупации, как это с Польшей уже случалось раньше, а — ни много, ни мало — о биологическом существовании польского народа. Потому-то он и создал подпольную организацию «Конфедерация Нации», впоследствии вошедшую в АК, но, несмотря на это, сохранившую свою отдельную организационную структуру. Кроме того, ею в 1943 г. была создана сеть вооруженных формирований «Удар», в состав которой входили так называемые «Ударные кадровые батальоны» (УКБ) под командованием самого Б. Пясецкого. Эти батальоны в том же 1943 г. нанесли удар по немецкой территории в качестве возмездия за уничтожение гитлеровцами польских деревень. Затем, опять же в 1943 г., 8-й батальон УКБ под командованием Пясецкого (псевдоним «Саблевский») двинулся в Западную Белоруссию.
Немецкий историк М. Фёдровиц, правда, делает намеки о насилиях со стороны УКБ, говоря о том, что насильственные действия в отношении евреев... в Литве, могли быть совершены Ударными батальонами фашистского экс-предводителя Болеслава Пясецкого, Национальными вооруженными силами правой ориентации, русскими националистами или кем угодно. Ведь по его утверждению, и АК допускала злоупотребления своей властью. Он приводит высказывание г-жи Яффа Элиах, профессора в Нью-Йорке о нападении на Эйшишкес (в настоящее время городок в Литве) и изнасиловании живших там еврейских женщин и девушек[115]. Впрочем, каких-либо доказательств он не приводит, хотя до войны Пясэцки был несомненным и притом активным антисемитом. Также не совсем понятно, кого он имеет в виду под русскими националистами. Если власовцев, то они свое уже давно получили. По мнению же самого командования АК, как раз УКБ были наиболее дисциплинированным и боеспособным формированием на «восточных окраинах». Пясецкий, в отличие от прочих «местных» аковцев, воевал по-настоящему. В то время как остальные командиры АК собачились с советскими партизанами, он абсолютно прагматично взаимодействовал с соседней партизанской бригадой Мартиросова на взаимовыгодной основе: ты мне оружие, боеприпасы и медикаменты, я тебе сопровождение для диверсий на железной дороге.
Более того, для избежания конфликтов Пясецкий даже провел частичную мобилизацию на подконтрольной территории на следующих условиях: половина мужского населения идет к нему, половина к Советам. С немцами же он воевал, как свидетельствует тот же Мартиросов, с такой отчаянной лихостью, что сумел всего за три месяца добыть в боях в качестве трофея достойное вооружение для своих бойцов. Не боялся нападать даже на довольно крупные подразделения СС. Как сообщает белорусский исследователь А. Чобат, лучше вооруженного батальона, чем «варшавский», поляки на «восточных окраинах» не имели. «Саблевский» бил немца и брал оружие у убитых, а еще получал это оружие от советского отряда Мартиросова, так как он пропускал его для проведения диверсий на железную дорогу через контролируемую польскими партизанами территорию и помогал отбивать немецкую погоню за ним»[116].
Батальон Пясецкого мужественно дрался во время штурма Вильно в 1944 г. и сразу же после этого, рассредоточившись на мелкие группки, ушел в Польшу. Пясецкий прекрасно понимал, что набиваться в еще одни союзники Сталину смысла нет. «Шакалить» же на «восточных окраинах» он не желал, поскольку хотел сохранить своих честно исполнивших долг бойцов и единомышленников. О вступлении в армию Берлинга речи тоже не было, ибо Пясецкого в нее никто бы попросту не принял. В то же время он совершенно четко понимал, что в создавшихся условиях вооруженное противостояние Советам приведет к бесполезным жертвам. И, надо сказать, занятая им взвешенная позиция возымела свое действие: хотя Пясецкий и был арестован, вскоре его выпустили на свободу. Между прочим, после многочасовых бесед с известным генералом НКВД И. Серовым, на которого он произвел впечатление. Затем Пясецкий жил и работал в Польше, и, несмотря на то что он принимал участие в судьбе многих людей из некоммунистического лагеря, никто его не преследовал.
А теперь от отдельных ярких личностей — снова к собственно партизанском движению на бывших «восточных окраинах», в период немецкой оккупации, помимо всего прочего, кишевших конфликтами, связанными с распоряжением ресурсами данной территории, как человеческими, так и продовольственными. И поскольку на них претендовали сразу четыре силы — оккупанты, польские и советские партизаны, а также разного рода мародеры, — положение тамошнего крестьянства было крайне тяжелым. Правда, и тут, если верить небезызвестному Б. Соколову, польские орлы выгодно отличались от советских партизан, руководимых кровавыми палачами из НКВД, так как всегда платили населению за продовольствие. Не иначе, рейхсмарками, а то и долларами, ведь бюджет АК, как мы знаем, был в надежной твердой валюте. Не то что у большевиков, с их деревянными рублями.
Вот только стоит заглянуть в польские материалы, и благостная картинка заметно тускнеет, утрачивая приятный романтический глянец. А то и предстает в совсем уж мрачных красках суровой военно-оккупационной действительности, по большей части не предусматривающей рыночной схемы «товар — деньги — товар». Итак, с одной стороны, сообщается, что на территориях, контролируемых подразделениями АК, больших проблем со снабжением продовольствием и одеждой не было, так как имений и государственных мельниц польские партизаны не жгли, только их продукцию себе забирали. Затем они защищали местное население от жестоких реквизиций со стороны банд грабителей, советских отрядов и немецких оккупантов, чем завоевали благорасположение местных крестьян. По этой причине для солдат из отрядов АК еды не жалели. В более трудном положении находилась Столбцовская группировка АК (уже хорошо нам знакомая. —
Неудивительно, что после подобных цитат из польских (!) источников становится уж совсем не понятно, откуда у отдельных исследователей данного вопроса такая неодолимая тяга усиленно восхвалять польских партизан, якобы своим невиданным благородством превосходящих всех остальных, а особенно советских. Да откройте уже, наконец, глаза пошире: «белых и пушистых» на войне не бывает, вследствие чего несчастного мужика обирали все, а он всех кормил, да еще и — куда деваться — недюжинные дипломатические способности проявлял. Чему свидетельством и вывешенное в Интернете интервью с одной из жительниц Западной Белоруссии Л. И. Лаботской:
«...когда началось партизанское движение, параллельно с ним началось жесточайшее мародерство. Из соседних деревень ночью приходили туда, где их меньше знают, и забирали абсолютно все. Вначале по-крупному: лошадь, корову, то, что было. Потом — мелкие вещи: белье, посуду, зерно, ну, абсолютно все. Когда уже больше тащить было нечего, так ставили к стенке и требовали: 'Дай самогонки, дай сало!' Того, чего давным-давно не было и в помине.
...Но были моменты и пострашней, которые держали всех в жесточайшем напряжении. Допустим, приходят переодетые полицаи — в полицаи часть населения пошла — и начинают спрашивать, как вы тут к
