— Почему так? — расспрашивал Паллас.
— Работных людей не хватает, — отвечал смотритель и, немного замявшись, добавил. — Бегут людишки, да и мрут шибко.
— А чугун откуда? — оглядывался Зуев, не увидев домен.
— Чугун с катав-ивановских да юрюзанских заводов. Санными обозами доставляем. Там у нас по две девятнадцатиаршинных домны в действии.
— Как? Девятнадцать аршин высоты? Этого быть невозможно! В Европе я видел домны только в десять аршин. Это в Европе! — перебил его Паллас.
— Ничего, государь мой, поделать не могу-с, — с усмешкой продолжал смотритель, — уж это точно, что в девятнадцать аршин.
— Это колоссаль! Это большое открытие! Кто сии инженеры? Откуда их приглашали?
— Какие инженеры, господин профессор? Кто их приглашал? Наши мастеровые строили да заводские механики. У нас уже давно десятиаршинные домны-то никто не строит. Выгоды нет.
Позднее внимание Палласа привлекла другая техническая новинка. Здесь не было обычных для плотинных заводов деревянных желобов, отводивших воду с плотины в каждую молотовую. Один и тот же водяной поток использовался три раза. Молотовые построены вдоль пруда, одна ниже другой. Вода, спадая с водяного колеса первой молотовой, по желобу отводилась во вторую молотовую, а потом так же в третью. Паллас подобного даже в Германии не встречал.
— Кто есть изобретатель сего остроумного приспособления? — спросил он смотрителя.
— Наши плотинные: Федот да Дмитрий. Речка-то у нас небольно полноводная, особливо в жаркое лето. Вот они и домыслили, как меньший расход воды сделать. Хозяином не обижены. По три рубля из конторы им пожаловали.
— Это очень большое открытие, — волновался профессор. — Надо все зарисовать, описать, — давал он указание Василию Зуеву. — Это очень нужная и полезная вещь для промышленности.
Василий остался снимать чертежи водосливов, а Паллас со смотрителем удалились в контору.
— Где тут, ребята, плотинных Федора да Дмитрия увидеть? — спросил Василий плотников, проходивших мимо.
— Эва, хватились! Да их, почитай, год, как на Алтай угнали. Хозяину завод поставили — вот он их Демидову и перепродал. Деньги, говорят, громадные за них взял.
С заданием Палласа Василий справился быстро. Во второй половине дня тронулись дальше. Подставные лошади для кибиток на этот раз были выставлены от Башкирской волости Шайтан-Кудей.
Гайнан, ехавший рядом с кибиткой Василия, на вопрос, почему волость называют так странно, рассказал:
— Шибка давно было. Башкиры в этих местах только появились. У пастуха Сарфы был сын Арпай. Хорош был батыр. Стрелой бил — всегда попадал, за конем бежал — никогда не приставал. Рос сын. Радывался Сарфа. Однако время пришло жену брать. Жену брать — калым большой платить. А откуда его возьмешь? Пошел он к баю Бельбучи. А бай ему говорит: «Паси мои стада десять зим, выкуплю тебе невесту. Еще паси десять зим, скотину дам, сам хозяином станешь». — «Нет, — сказал Арпай, — пока хозяином станешь, тебе, бай, всю силу отдать надо». Был у Арпая один конь, сел он на него и поехал в горы. Жить в лесу стал. Хорошо жить. Рыбу ловит, птиц стреляет, из чистого родника воду пьет, сладкий мед ест. Все хорошо. Но один скучать стал.
Солнце спать пошел. Арпай сидел, скучно думал. Посмотрел — на скале красивый девка сидит. В озеро смотрит, косу плетет. Полюбил девку Арпай. А как ее взять? Она дочь горного духа-шайтана. Не побоялся батыр шайтана, взял его дочь себе на седло и увез в горы.
Полюбила и она его. Стали они хорошо жить. И дети их детей живут теперь в Шайтан-Кидей волости.
Возница-башкир, слушавший легенду Гайнана, повернулся на облучке и что-то горячо стал объяснять ему.
— Что он? — спросил Василий.
— Он говорит, их волость сейчас шибко худо стало. Тебя, начальник, просит не селить деревень на их земле. Совсем негде скот пасти. Скотина пропадай, что делать будешь?
— А какие деревни?
— Русский мужик землю селит, на завод уголь жечь, железо возить. Совсем худой жизнь.
— Так мы же не начальники, Гайнан, объясни ты ему это.
— Что ему скажешь? Лошадь даром тебя возит, значит, начальник.
Разговор прервался.
Как-то Василий и Никифор перед сном лежали на траве рядом и глядели в черную синеву звездного неба.
Василий думал о том, как загадочно и недосягаемо небо. А Никифора озаботило другое. Он заговорил тихо:
— Наша казацкая жизнь, Федорыч, особая. Казак — он тебе и не солдат, и не мужик. Он сыстари вольный. Наши отцы и деды сюда сами пришли. А откудова? Знамо всем, от помещиков бежали. На новую линию казаки шибко нужны. Вот и берут.
— Так, выходит, вам, казакам, жить хорошо?
— Выходит, да не совсем. Наперво казаки служат на всем своем. И лошадь, и сбруя, и оружие. Да и сроку службы той нет. Тут покос или еще что, а тебя на службу наряжают. Старшинская сторона откупится, а нас гонят. Ну, а теперь на нашу казацкую вольность наступать начали. Рыбный лов в откупа сдавать стали, а куда казаку без рыбного лова? Выборность стали рушить. Вместо атаманов, полковников высылают из Петербурга. В большом замешательстве казаки.
Василий остался лежать, раскинувшись на траве. Никифор сел, поджав под себя ноги.
— Слушок есть, Василий Федорыч, — продолжал тихо Никифор, — будто Петр-то Федорыч, царь- батюшка, вольную всему народу дать порешил. Зато дворяне хотели убить его, да господь спас, отвел беду... Петр-то Федорыч, говорят, среди народа спасается, правду ищет, престол свой возвернуть желает и беспременно тогда народу воля выдет.
— Нет, Никифор! Царь Петр III из немецкой земли привезен был, народ русский не знал и не думал о нем.
— Нет, Федорыч, народ зазря молву пускать не будет, — убежденно возразил Никифор.
Темная опушка леса, как вороное крыло, нависла над друзьями. Звезды разгорались ярче.
— Однако ночевать пора, Василий Федорыч, — медленно поднимаясь, сказал Никифор.
— Пора, — согласился Василий.
В мрачном лесу пронзительно и настороженно крикнула какая-то ночная птица...
30 мая 1770 года экспедиция пересекла Уральский хребет.
