На улице слегка морозило. В полутемных переулках было пусто.
— А что, крепко жмут в деревне? — спросил Павел.
— Жмут, — ответил Борис мрачно, — меня тоже приходили описывать!
— Ну, и что же?
— Хотел я эту дрянь тут же прикончить, да вспомнил, что обещал Григорию зря не рисковать. Главное, кто пришел-то! — последние бездельники и пьяницы. — Ты, говорят, кулак, твое имущество будет потом национализировано, а пока мы его опишем. Обидно, всё ведь родное, родительское… икону и ту описали. Спрашивают: «а ты разве верующий, мы тебя в церкви никогда не видели!». Взорвало это меня: «отцы мои и деды, говорю, верили и я от веры никогда не отрекусь…». Честное слово — только ответственность перед организацией, а то тут бы их и прикончил!
Павла поразил неожиданный взрыв гнева в таком спокойном на вид человеке.
— Ну, ничего, — заговорил, немного успокоившись, Борис, — они еще узнают! Я уже сам себя расстрелял, — повернулся он к Павлу. — Каждый лишний день, который я живу — это на зло большевикам. О личной жизни я больше не думаю.
— Разве вы знакомы? — бойкие черные глаза Сорокина выразили удивление. Лена немного покраснела, пожимая Павлу руку.
Павел был тоже удивлен. Он прекрасно знал, что Сорокин любит поухаживать, но что у него может быть роман с такой девушкой, как Лена, его крайне удивило.
Лена училась в школе на класс ниже Павла, прекрасно писала сочинения и считалась очень развитой девушкой.
Сорокин напоминал провинциального льва, хотя и хорошо учился в химическом институте.
— В самом деле, откуда вы друг друга знаете? — Сорокин весело улыбался большим ртом, с белыми, как жемчуг, зубами.
— Не бойся, не бойся — я не твой соперник! — сказал Павел. — Мы с Леной кончили одну и ту же школу и больше ничего.
— Ему мама не позволяла ни за кем ухаживать… в школе он держал себя как красная девица! — вставила не без яда Лена.
Борис тихо сидел в стороне и смотрел добрыми, чуть лукавыми глазами.
— Ну, мне пора домой, — поднялась Лена. — Раз Павлик тут, значит будут серьезные разговоры…
— Подожди немного, я тебя провожу, — заметил Сорокин.
— Ничего, посиди, с Павликом — тебе это полезнее, чем меня провожать, он у тебя ветер из головы немного повыгонит… — Лена ушла. Сорокин с сожалением проводил ее до передней, вернулся и вопросительно посмотрел на Павла и Бориса.
— Познакомьтесь, — сказал Павел. — Мы уже с тобой говорили в общих чертах о нашей организации. Теперь к тебе есть конкретная просьба.
— Какая? — немного смутился Сорокин.
Борис пододвинул стул ближе и, не спуская глаз с лица Сорокина, медленно и отчетливо заговорил:
— В деревне начинаются стихийные волнения, а оружия у крестьян почти нет. Надо на всякий случай запастись взрывчатыми веществами. — Сорокин вздрогнул и побледнел. — От вас будет требоваться только инструкция, как обращаться с тем, что нам удастся достать, и добывание или изготовление наипростейшего взрывчатого вещества. Можно на вас рассчитывать?
— Можно, — тихо ответил Сорокин еще более бледнея.
— Ванечка! — в маленькую дверь просунулось круглое, приятное лицо женщины с таким же большим свежим ртом, как у сына.
— Ванечка, ты бы гостей чаем угостил.
— Спасибо, нам некогда… — одновременно поднялись Павел и Борис.
— Нет, уж это вы оставьте… я сегодня пирог пекла, а если торопитесь, то выпейте скорее, да и идите себе с Богом.
— Останьтесь, останьтесь, — заговорил Сорокин, приходя в себя.
Приятели сели.
— Давно ты ухаживаешь за Леной? — спросил Павел.
— Знаешь, замечательная девушка! — оживился Сорокин, — мы с ней в церкви в одном хоре пели. Я даже хотел с тобой поговорить: ее вполне можно втянуть в организацию…
Храм был небольшой и полутемный. Не совсем обычная, очень тихая, напряженная толпа наполняла его. Павел с интересом вглядывался в лица окружающих. Среди молящихся поражало большое количество молодежи. Молодежь эта была тоже необычная. Павлу вспомнились слова Николая: «У нас пострижено несколько священников тайным посвящением». Очевидно, есть и тайные монахи — вот бледный большеглазый юноша, совсем похож на послушника… рыжеватая редкая борода, стоит и никого кругом не замечает. Вот две девушки сосредоточенные, в темных шапочках — тоже, может быть, монашки… что-то уж слишком молоды! А вон… — Павел очень удивился — он увидел ассистентку известного профессора древне-русской литературы. Было как-то совсем непривычно думать, что человек, которого часто видел в советском университете, может ходить в церковь, да еще в такую, как эта. А это кто? — Павел был совсем поражен: мимо прошла бледная девушка, студентка его факультета.
За этих можно не бояться, — думал Павел, — они уже и сейчас больше походят на христиан эпохи катакомбной церкви, чем на современных людей, а всё-таки жаль их… Николай говорил, что в подвале храма систематически работали иконописные и богословские курсы. К закрытию прихода они, конечно, готовы, но без церковного здания им будет много труднее и рискованнее…
Павел сильно опоздал к началу всенощной. Когда он вошел, уже начали читать шестопсалмие. Традиционная вязь альта чтицы как нельзя более гармонировала с полумраком и общим торжественно грустным настроением.
Главный их священник в ссылке, его заменяет бывший юрист, совсем недавно посвященный… Почему я раньше к ним никогда не попадал? Шестопсалмие кончилось. Безголосый дьякон, тоже совсем молоденький, возгласил Великую ектению. Хор пел нестройно, чувствовалось, что певчие любители. После чтения Евангелия на амвон вышел старичок, похожий на Николая Угодника.
— Братья и сестры! — обратился он к молящимся, — два года тому назад мы с вами осиротели: не стало нашего настоятеля. Теперь у нас отнимают храм. Не унывайте! Спаситель сказал: «Там, где двое или трое соберутся во имя Мое, там и Я посреди них». Мужайтесь! Церковь Христова сильна не богатыми храмами, не пышными богослужениями, но подвигами, постом, трудами, делами добрыми, любовью и кровью мучеников. Ныне Господь посылает и нам с вами испытание. Примем его с любовью и смирением!
Все стояли тихо, тихо. Где-то в углу храма истерически зарыдала женщина. Молящиеся медленно, без толкотни, стали подходить под благословение. Священник благословлял и целовал каждого подходившего в лоб. Мимо Павла промелькнуло красивое, сосредоточенное лицо Николая: он так ушел в себя, что не заметил друга. Павел подошел к батюшке и, когда целовал сухую старческую руку, подумал:
Может быть, и мне завтра предстоит испытание? Господи, помоги перенести его с кротостью, любовью и смирением, как учат нас этому мученики…
Партизаны стали собираться, используя темноту непроглядной ночи в рощах и лесах под самым городом. Захват столицы был основан на дерзости и внезапности. Заранее были учтены важнейшие объекты нападения: общежития чекистов, казармы и главное здание ГПУ неожиданно забрасывались ручными гранатами, в казармы московского гарнизона посылались агитаторы, в Кремль врывались отдельные группы, избивавшие без разбора всех, кто попадался под руку. Самое важное захватить московские радиостанции и продержаться хотя бы до утра. Первая передача должна начаться с объявления о свержении Сталина. Если Москва объявит о падении режима, власть на местах падет, как карточный домик.
Борис увидел перед глазами всю Россию сразу: бесконечные поля, луга, леса, серые деревни. Из всех деревень вставали на подмогу крестьянские отряды. Тихо шелестели верхушки высокого леса, туман залег в
