нескольких глубоких вдохов, туман в голове рассеялся окончательно. Да, он ездил встречать друзей, не встретил и решил возвращаться в деревню. Кажется, напился. По дороге ему стало плохо. Ни с того ни с сего. Можно сказать, вырубило на ровном месте. И ему приснился какой-то сумасшедший сон. Жуткий сон, если уж совсем честно. Стопроцентный ночной кошмар. Что именно в нем было ужасного, вспомнить Сергей уже не мог, как ни пытался. Смутные образы стремительно таяли, превращались в блеклые тени, и исчезали из памяти, оставляя после себя дурное послевкусие.
Сергей включил в салоне свет и осмотрелся. Все было в порядке, если не считать заблеванной куртки. Похоже, его рвало во сне. Елки зеленые, он ведь мог захлебнуться собственной блевотиной! Его передернуло. Теперь Вика ему выдаст по полной. Так выдаст, что уж лучше бы действительно захлебнулся. По крайней мере, не пришлось бы иметь дело со всем дерьмом, которое она обязательно, просто обязательно выльет ему на голову.
Он посмотрел на часы и ужаснулся – стрелки показывали почти два часа ночи. Выходит, Вика ждет его три часа.
«Убьет, – подумал Сергей. – Точно убьет, к бабке не ходи. И что самое поганое – будет совершенно права».
– Что же за непруха-то, а? Господи ты боже мой, что ж мне так не везет? – Сергей толкнул дверь и вышел из машины. – Хорошо хоть, дождь кончился…
Он отошел к обочине, расстегнул ширинку и принялся справлять малую нужду, удивляясь, сколько в нем накопилось.
– Эх, беда бедовая! – тоскливо крикнул он ночному лесу. Тот ответил тихим таинственным шорохом.
Сергей хмыкнул и сосредоточился на своем занятии. Когда ручеек, наконец, иссяк, он неторопливо застегнулся и направился к машине. Здесь его ожидал очередной неприятный сюрприз. Только сейчас он заметил, что «Нива» кренится на правый борт, как чайный клипер, идущий галсами. И все из-за спущенного правого переднего колеса.
– Вот ведь говна вселенские… – пробормотал он.
В принципе, ничего страшного не было. В багажнике лежала запаска и домкрат, да и всей работы минут на десять. Раздражал сам факт такой несправедливости. Это ведь надо – на забытой богом дороге, по которой сто лет в обед никто не ездил, наехать на какую-то дрянь и пробить колесо. Может быть, единственный гвоздь на двадцать километров, и он ухитрился его словить. Вот уж точно – говна вселенские и несть им числа. К тому же, лишние десять минут, проведенные на дороге – это лишние полчаса Викиных воплей. Которых и так набежало примерно на пару вечностей…
Сергей нырнул в машину, взял пачку сигарет и закурил. Подумав немного, снял куртку, скомкал и бросил на заднее сиденье. На улице было холодно, но дышать собственной блевотиной не хотелось. Уж лучше померзнуть немного. Помахивая руками, как спортсмен на разминке, он подошел к багажнику, открыл его и, кряхтя, вытащил запаску. О кошмаре, который ему приснился, он больше не вспоминал.
Сменить колесо оказалось не так просто. Домкрат просто погружался в грязную жижу, не поднимая машину ни на волос. Сергей попытался найти место посуше, но машина, как назло, стояла в низинке, куда стекала вся вода, превращая любую лужу в непроходимое болото. Гнилые пороги задачи тоже не облегчали.
Выматерившись вполголоса, Сергей вернулся к багажнику. Где-то должна была валяться дощечка, которую он специально возил для таких случаев. Подложить ее под домкрат – и готово дело. Но перерыв весь багажник при тусклом свете лампочки, ничего похожего он не нашел. И вспомнил, что выложил ее – Вике, видите ли, понадобилась подставка под ведро с шашлыками. Николай Чудотворец, ну на шиша ведру подставка? Но ведь упрямая, не переспоришь… А теперь – пожалуйста, долбись как хочешь, Сереженька.
– Викулечка, я тебя люблю, – мрачно сказал Сергей, возвращаясь к колесу. – Я тебя просто обожаю, солнышко ты мое.
Несколько минут он возился с домкратом, пока не поймал себя на том, что просто автоматически переставляет его с места на место. Сознание же находится где-то далеко, или, вообще уснуло, предоставив полную свободу действий тому, что всякие шарлатаны от психологии называют шестым чувством… И это чувство ясно говорило ему, что он здесь не один. Сергей тряхнул головой, прогоняя странное ощущение. Никого здесь быть не может. Кому придет в голову шляться по ночному лесу? Если только какой-нибудь зверь?
Сергей тревожно огляделся. Зверья здесь хватало, это точно. Но трудно себе представить, чтобы ополоумевший от бессонницы медведь сидел, притаившись, в кустах и следил за тем, как он, Сергей, меняет колесо. А чувство было именно такое, что за ним наблюдают.
– Да ну, дикость какая… – сказал он вслух. Но звук собственного голоса не успокоил, а наоборот, заставил вздрогнуть, прозвучав неестественно глухо и как-то фальшиво.
Сергей прикусил язык и попытался сосредоточиться на своем занятии. Но стоило ему взяться за домкрат, чувство, которое он испытывал во сне, и о котором, как ему казалось, после пробуждения забыл напрочь, нахлынуло с такой силой, что он уронил инструмент в грязь и неосознанно прикрыл голову руками, как будто ждал взрыва. Тягостное, гнетущее ощущение присутствия какой-то мрачной силы становилось все сильнее. Он словно снова был в своем сне – насмерть перепуганный двенадцатилетний мальчишка в «салютовских» джинсах, бредущий по таинственной лесной тропинке.
«Эй-эй! Хватит дурочку валять, приятель, – подумал он, не решаясь больше говорить вслух. – Боже ж ты мой, тебе ведь не три годика, а тридцать три! Сказать кому – засмеют. Мальчугану тридцати трех лет от роду стало страшно в лесу. Умора! Давай, скажи что- нибудь. А еще лучше – крикни. Только помни о том, что завтра утром тебе будет стыдно. Ты будешь вспоминать, как кричал тут, распугивая призраков, и краснеть. Это уж как пить дать».
Кричать он не стал. Это было бы чересчур. Ему не раз и не два приходилось ночевать в лесу, в том числе и одному. Он частенько убегал от всех на два-три дня, с палаткой, удочкой и парой бутылок водки, а когда возвращался, все вокруг уже казалось не таким дерьмовым. Даже вечно недовольное лицо Вики. Но сколько раз он ни ночевал один на берегу какой-нибудь речки или озера, ему и в голову не приходило бояться. В конце концов, до пятнадцати лет каждое лето он проводил в деревне. И дед сумел приучить внука к жизни на природе. Уж во всяком случае, не трястись от страха, услышав крик выпи или шелест ветра в камышах.
Вот это как раз было хуже всего – знать, что никогда не боялся, да и бояться, собственно, нечего, но в то же время чувствовать, как каменеют мышцы спины, а кишки сами собой завязываются в причудливые ледяные узлы. Самый мерзкий вид страха – страх беспричинный. И вовсе не потому, что неизвестность пугает, хотя и это тоже есть, кто же спорит. Но главное – ты даже не можешь признать его права на существование, не можешь дать ему имя. И приходится делать вид, что ничего не случилось, чувствуя за спиной дыхание безымянного чудовища. Самое сложное – делать вид, что все в порядке…
Так думал Сергей, возясь с чертовым домкратом. Ему все-таки удалось худо-бедно установить его, и теперь, надев кусок трубы на рукоять, Сергей медленно поднимал машину, которая, как ему казалось сейчас, по весу не уступала Т- восьмидесятке с полным боекомплектом на борту. Он стал было насвистывать, но взяв несколько фальшивых нот, плюнул и продолжил работать молча. Жалкий свист посреди ночного безмолвного леса был так же неуместен, как болтовня с самим собой. И как почти непреодолимое желание закричать. Неуместен и… оскорбителен, подумалось Сергею. Хотя спроси его, кого можно оскорбить свистом в ночном лесу, он бы не нашелся, что ответить.
«Все из-за сна. Приснившийся кошмар пытается пролезть в реальность. Или ты сам из реальности ныряешь в этот кошмар», – говоря сам с собой, он выстраивал слова так, словно собирался перенести их на бумагу. В минуты волнения это обычно помогало успокоиться и сосредоточиться. Но не в этот раз.
Единственное, что он мог сделать, чтобы избавиться от давящего тяжелой свинцовой плитой ужаса – уехать из этого места как можно скорее. Поменять колесо и уехать. Тогда, возможно, утром он посмеется над своими страхами. Холодные шершавые пальцы бегали туда-сюда по позвоночнику, убеждая бросить все и бежать. Бежать как можно быстрее, бежать во весь дух, ради спасения жизни, а, быть может, и чего-то более важного.
И все же Сергей заставил себя присесть на корточки и взяться за гаечный ключ. Ему казалось, что он чувствует на спине уже не взгляд, а теплое влажное дыхание. Дыхание смердело, и этот запах был смутно знаком, но понять, где и когда он сталкивался с ним, Сергей не мог. Где-то позади, довольно далеко, хрустнула ветка. Но напряженные до предела нервы превратили тихий, едва слышный звук в подобие грома небесного. Сергей подпрыгнул и, сжав покрепче ключ, обернулся. Как он ни всматривался в непроглядную темень, как ни вслушивался в гробовую тишину леса, нарушаемую лишь изредка пробегавшим в ветвях ветерком, ничего подозрительного больше уловить не удалось.
– Какого хера?! Кто здесь? – крикнул он, и собственный голос напомнил карканье смертельно больной вороны.
Не дождавшись ответа (
