поморщился.
— Опять вы за свое! — сказал он. — Бордюр — дерьмо! Подонок, животное, поймите это! Рано или поздно его все равно ждал такой конец…
— Как и летчика на волжском теплоходе, — напомнила я. — Как и Чижову, если бы не появились вдруг мы… О других ваших, художествах не упоминаю — они мне попросту неизвестны…
— Хотите, объясню, что я об этом думаю, — неожиданно предложил Тарантас, — Вот вы говорите — летчик… Я не снимаю с себя вины, но вспомните, какое было время! Борьба за жизнь! В воздухе витал негласный закон — все дозволено! А я воспитывался не в институте благородных девиц, Ольга Юрьевна, — я вырос в детдоме. Это жестокая школа. Потом меня пригрела братва. Мы ни о чем не задумывались, жили одним днем. Умри ты сегодня, а я завтра! Своего рода это было как на войне… И летчик ваш знал, на что шел. Просто это не его время. Посмотрите вокруг! Кто отвоевал себе место под солнцем? Да та самая братва, что когда-то куражилась по ресторанам! Теперь они — уважаемые люди, и никто не вспоминает, через какую грязь они прошли. А вы говорите, летчик… А этот Чижов? Вы считаете, что с ним поступили несправедливо, жизнь ему поломали… У меня на этот счет другое мнение. Это — естественный отбор. Такие слизняки, как он, не имеют права заводить семью и продолжать род. Из-за них вырождается нация. Может быть, это звучит грубо, но кто-то должен отбраковывать такие экземпляры. В свое время мы не смотрели на это в философском плане, но теперь я уверен, что нами руководила природа. По сути дела, мы выполняли роль санитаров…
— Что-то у вас тут нестыковка получается, — заметила я. — Чижов — слизняк и поэтому не имеет права на жизнь, а летчик совсем даже не слизняк, но все равно не имеет такого права…
Тарантас поморщился.
— Согласен! Я уже сказал — летчик на моей совести. Может быть, мне за него гореть в аду. Может быть, он каждую ночь мне снится — откуда вы знаете? Я неверующий, но по-своему стараюсь замолить этот грех — детям помогаю, старикам. Уже много лет я честно работаю, ненавижу насилие…
— В самом деле? — иронически сказала я. — Обернитесь! За вашей спиной гориллы с автоматами…
— Это правила игры, Ольга Юрьевна, — терпеливо произнес Тарантас. — Вы сейчас опять скажете про Чижову… Как было дело? Ее взяли на работу — я ее случайно увидел, проходя через зал. Во мне все перевернулось. Память у меня отличная, к сожалению. Признаюсь, я дрогнул. Мне показалось, что все рушится, весь мир тычет в меня пальцем. Скажу вам по секрету, из моих людей почти никто не знает о моем прошлом. Я приказал эту женщину уволить и все о ней выяснить. Я потребовал, чтобы она исчезла из этого района. Меня поняли слишком буквально. Согласен, я поступил опрометчиво. Но, когда вы пришли ко мне, я одумался. Наверное, вас послал сам бог. Теперь мы все поправим, Ольга Юрьевна!
— Да, мне тоже так кажется, — согласилась я, размышляя над тем, удалось ли Кряжимскому связаться с Могилиным и убедить того принять срочные меры. Сейчас мы особенно нуждались именно в таких мерах. Тарантас был не прочь поболтать, но вряд ли он станет это делать до бесконечности.
— В вашем голосе я слышу иронию, — с осуждением заметил мой собеседник. — Что это значит? Вы не хотите принять мое предложение?
— Вы знаете, — ответила я, — у меня тоже имеется предложение. По-моему, оно более разумное, чем ваше.
— Вот как? Интересно, — скептически произнес Тарантас. — И в чем же оно заключается, позвольте узнать?
— Вы идете в милицию и пишете признание, — сказала я. — Учитывая ваше искреннее раскаяние, срок давности и прочее, вы сможете рассчитывать на снисхождение суда. Зато тогда ваша совесть может быть совершенно спокойна. И люди, которые от вас пострадали, вздохнут с облегчением. Ну как, нравится вам мое предложение?
— Абсолютно не нравится! — резко сказал Тарантас. — И вы напрасно испытываете мое терпение. Для вас имеется только два выхода — или взять у меня деньги, или…
— Или что? — полюбопытствовала я. — Вы отправите меня на тот свет как нежизнеспособный экземпляр?
— Вы угадали, — издевательски улыбнулся Тарантас.
— А как ваше раскаяние, новая жизнь, положение в обществе? Вы готовы все это отбросить?
— Нет, это вы хотите все у меня отнять! — жестко сказал Тарантас. — Но я вам этого не позволю!
— Неужели вы будете настолько глупы, что решите нас всех убить? — изумилась я.
— Я уже решил, — сухо ответил Тарантас. — И не обольщайтесь. Это не глупость, это риск. Но риск оправданный. — Он вдруг обернулся и крикнул одному из своих людей:
— Запускайте фургон! А эту «Ладу» отгоните куда-нибудь в глушь. Чтобы духу ее здесь не было!
Молодой человек побежал открывать ворота. Тарантас опять повернулся ко мне, и наши глаза встретились. У меня пробежал по спине мороз. На мой вкус, этому типу больше бы подошла кличка не Тарантас, а Тарантул — глаза у него были совершенно паучьи.
— Наделали вы ошибок, Ольга Юрьевна! — с удовлетворением заметил он, покачивая головой.
— Это я-то наделала ошибок! — возмутилась я. — Ничего себе! Вы бы на себя посмотрели!
— Я борюсь за свою жизнь, — серьезно сказал Тарантас. — А вы просто суете нос в чужие дела. Это большая разница.
Тем временем в открытые ворота въехал небольшой фургон с обтекаемым кузовом, в котором не было ни единого окошка. В кабине рядом с водителем сидел суровый и неприступный помощник Тарантаса — Александр Николаевич. Впрочем, думаю, если покопаться хорошенько в его биографии, то он тоже оказался бы каким-нибудь Шарабаном, а вовсе не Александром Николаевичем.
Помощник спрыгнул на землю, а из кузова выбрались наружу еще четверо крепких парней. Мне стало совсем нехорошо.
— Зря вы это затеяли, — не очень уверенно сказала я Тарантасу. — В редакции знают, куда мы поехали.
— Ничего страшного, — холодно заметил он. — Ими тоже займутся. Попозже. Там у вас и людей-то осталось — раз-два и обчелся. А кроме того, вас будут убивать не здесь, Ольга Юрьевна. Вас отвезут в один дальний карьер и там глубоко закопают… Пока суть да дело, мы тут что-нибудь придумаем…
Подошедший Александр Николаевич остановился рядом и очень внимательно слушал своего шефа. На меня он только мельком взглянул.
Кто-то из этой шпаны сел за руль моей «Лады» и выехал за ворота — только я ее и видела. Тарантас повернулся к Александру Николаевичу и веско сказал:
— Всех в фургон — и отвезете, куда договорились. Там еще два пацана в бане, не забудьте! Дом перед отъездом спалить!
— А с этим что делать? — негромко спросил Александр Николаевич, показывая глазами на Виталия.
— Вместе с этими! — сердито ответил Тарантас. — Кругом засветился, сволочь!
Они разговаривали так, словно меня уже не было, и я решила напомнить о себе.
— Между прочим, я еще не все сказала! — заявила я. — О ваших художествах мы уже поставили в известность милицию!
Тарантас посмотрел на меня мертвым взглядом и издевательски усмехнулся.
— Тем более, Ольга Юрьевна! — сказал он. — Тем более нужно спешить!
Он повернулся и неспешно зашагал к «Мерседесу». До сих пор я еще на что-то надеялась. Но теперь моя уверенность разом улетучилась и закрался настоящий страх. Я поняла, что, если не произойдет ничего чрезвычайного, нас действительно отвезут в какой-то карьер и там закопают. Одновременно меня взяла страшная досада на Кряжимского, на Могилина и вообще на весь свет, который слово начисто забыл о нас.
А вокруг происходило то, что напомнило мне кадры о войне, видимые во множестве фильмов, — зондер-команда СС проводит зачистку населенного пункта. Сначала я увидела, как к ничего не подозревавшему Виталию подошел сзади молодой человек с автоматом и деловито, безо всяких эмоций нанес ему сокрушительный удар по черепу. Рухнувшее наземь тело подхватили другие ребята и, сноровисто обыскав, оттащили в фургон.
Кто-то отпер внутреннюю дверь бани и вывел наших мальчишек. Но что у них был за вид! Ромку я вообще не узнала: лицо его, покрытое синяками и засохшей кровью, даже близко не напоминало нашего
