играл на банджо. Маленький Лестер отчаянно ему завидовал. Еще бы: деду даже деньги присылали по почте каждый месяц, как часы. И Лестер с детства хотел поскорее вырасти и тоже выйти на пенсию.
Однако на пути к пенсии возникли некоторые препоны. После того как в семнадцатилетнем возрасте Лестер потерял отца, ему пришлось работать не покладая рук, в одиночку управляться с фермой. Господь наградил их с женой всего одним сыном. Зато их сын женился на работящей женщине, и они зажили под одной крышей все вместе, и у него тоже родился сын, и все было замечательно. Но потом жена Лестера заболела раком, а два года спустя погиб в автомобильной аварии сын. Растерянная и убитая горем невестка решила переехать в Таскалусу, к сестре. Но Генри, внук Лестера, которому тогда исполнилось одиннадцать лет, захотел остаться с дедом.
Так что в жизни Лестера были всего две неизменные вещи: его ферма и Генри.
Машина подъехала ближе, и за спиной у Лестера хлопнула сетчатая входная дверь. Он обернулся и увидел Генри: тот вышел из дома поглядеть, кого это к ним занесло. Для дел было слишком поздно: солнце уже почти село.
– Дед, ты чего-то ждешь? – окликнул его Генри.
– Когда придет мой корабль. Но это не он.
Генри подошел к каштану и остановился рядом дедом. Лестер окинул внука взглядом. Он был симпатичный парнишка, но, подобно всем мужчинам в роду Хопкинсов, появился на свет стариком И теперь дожидался, когда его тело нагонит душу. Вот почему у них в роду все мужчины женились на женщинах постарше. Генри, впрочем, жениться не спешил, и Лестер решил немного подсобить внуку. Он отправлял Генри вести экскурсии по ферме у школьников начальных классов, если учительницы у них оказывались незамужние и подходящего возраста. Да и церковный декораторский комитет состоял главным образом из разведенных женщин, И Лестер позволял им приходить на ферму за сеном осенью и за остролистом зимой, а Генри отряжал им в помощь. Но все тщетно. Крепкий и уверенный в себе, работящий и добродушный, Генри был завидным женихом. Вот только ему самому вполне неплохо жилось и в одиночестве.
Впрочем, так оно и бывает, когда появляешься на свет стариком.
Машина затормозила. Лестер не узнал водителя, зато женщина, которая вышла из машины со стороны пассажирского сиденья, была отлично ему знакома.
Он залился квохчущим смехом. Ему всегда хотелось, чтобы к ним заехала Эванель Франклин. Это было все равно, что посреди зимы увидеть дрозда.
– Похоже, Эванель хочет что-то нам дать.
Мужчина, который был за рулем, остался в машине, а Эванель двинулась через двор к ним.
– Лестер, – она остановилась перед ним и подбоченилась, – да ты хорошеешь с каждым разом, как я тебя вижу.
– У меня для тебя хорошая новость. Врачи теперь научились лечить катаракту, – поддразнил он ее.
Эванель улыбнулась.
– Ты просто дьявол.
– Что привело тебя к нам?
– Мне нужно было отдать тебе вот это. Она пошарила в своей объемистой сумке и вытащила оттуда банку вишни в ликере.
Лестер покосился на Генри; тот силился скрыть улыбку.
– Что ж, давненько я их не едал. Спасибо, Эванель.
– На здоровье.
– Скажи, кто это тебя привез?
– Это Фред, из лавки. Он теперь живет у меня. Такой милый.
– Не хотите остаться на обед? – спросил Генри. – Ивонна нажарила картофельных котлет.
Ивонна вела их хозяйство. Генри нанял ее в прошлом году, после того как Лестера разбил инсульт. Она, разумеется, была замужем. Лестер нанял бы незамужнюю.
– Нет, спасибо. Мне нужно ехать, – отказалась Эванель. – Вы будете на празднике по случаю Четвертого июля?
– Мы придем, – сказал Лестер, и они с Генри проводили пожилую даму взглядом.
– Как-то раз она дала мне моток шерсти, – сказал Генри. – Мне тогда было лет четырнадцать. Мы с классом вышли на экскурсию по городу. Я готов был сквозь землю от стыда провалиться. Пряжу я выбросил, но на следующей же неделе она понадобилась мне, когда я работал над школьным проектом.
– В этом городе мужчины еще в молодости усваивают урок относительно женщин Уэверли. – Лестер потянулся за палкой, которую прислонил к дереву, и медленно поднялся. – Увидишь какую-нибудь из них – сиди и слушай.
На следующее утро Клер услышала, как Сидни крикнула сверху:
– Где все?
– Я здесь, внизу, – крикнула ей в ответ Клер.
Вскоре под ногами Сидни заскрипели пыльные ступеньки, ведущие в подвал. Там было сухо и прохладно, время от времени взрослые мужчины, на которых наваливалось слишком много хлопот, стучали в дверь и просились посидеть в подвале у Уэверли, потому что это прочищало мысли и возвращало им душевное равновесие.
Шаги приблизились; Сидни, держась за полки, двигалась в глубь подвала, на свет фонаря Клер. Лампочки в подвале перегорели еще в 1939-м, начало традиции положила чья-то лень, но со временем это переросло в семейную привычку жить без света в подвале. Теперь уже никто не помнил, почему так сложилось, все просто знали, что так было всегда.
– Где Бэй? – спросила Сидни. – Она здесь, с тобой?
– Нет, она почти все время сидит в саду. С ней все в порядке. Яблоня прекратила забрасывать ее яблоками, когда она начала бросать их обратно. – Клер передала Сидни фонарь. – Поможешь мне, хорошо? Свети вот сюда.
– Вино из жимолости?
– Четвертое июля уже на следующей неделе. Я пересчитываю бутылки, чтобы понять, сколько нужно принести.
– Я видела одну бутылку на кухне, – заметила Сидни, пока Клер считала.
– Это вино из розовой герани, Фред вернул его мне обратно. И даже деньги назад не взял. Наверное, это что-то вроде взятки, чтобы я держала язык за зубами. – Клер отряхнула ладони от пыли. – Тридцать четыре бутылки. Мне казалось, в прошлом году я сделала сорок. А, ладно. Этого должно хватить.
– Ты собираешься напоить им Тайлера?
Клер забрала у нее фонарь.
– Чем «им»?
– Вином из розовой герани.
– А-а. – Клер двинулась к выходу из подвала, Сидни последовала за ней. – Вообще-то я надеялась, что ты отнесешь его Тайлеру вместо меня.
– Он сейчас ведет летний курс, – сказала Сидни. – У него не будет времени часто появляться дома.
– Понятно.
Клер порадовалась, что сестра не видит ее, не видит ее смущения. Порой ей казалось, что она сходит с ума. По утрам она неизменно просыпалась с мыслью, что нужно выбросить Тайлера из головы. Однако это не мешало ей исподтишка наблюдать за соседним домом, надеясь увидеть Тайлера, и при этом изобретать все новые и новые способы сделать так, чтобы никогда больше его не видеть. Все это не имело никакого смысла.
Они вышли на кухню, и Клер заперла дверь в подвал.
– Он хороший человек, Клер, – сказала Сидни. – Я знаю. Я и сама страшно удивилась. Представь себе, мужчины тоже могут быть хорошими. Кто бы мог подумать?
Клер убрала фонарь в кладовку, на полку, где она хранила свечи и карманные фонари. Она была так раздосадована, что воздух вокруг нее наэлектризовался и портативный радиоприемник на полке включился и затрещал, когда она проходила мимо него, так что Клер вздрогнула от неожиданности. Она немедленно выключила его и прислонилась к стене. Нет, больше так продолжаться не могло!
– Он – величина не постоянная, – произнесла она, не выходя из кладовки. – Яблоня – величина
