были две разные сережки: одна голубая, а другая розовая.
– Прошло уже шесть недель. Не понимаю, почему она не дает нам забрать их.
Эванель взглянула на черно-белые бумажные квадратики, висящие на верхних ветвях среди листьев и яблок.
– Пускай висят. Это дерево всегда любило Лорелею. Оставьте его в покое.
Сидни подбоченилась.
– Вот возьму и обрежу все ветки.
– Они не ломаются, – напомнила сестре Клер.
– Зато я хотя бы получу удовольствие.
– Она забросает тебя яблоками. – Клер вздохнула. – Может быть, Бэй удастся уговорить ее вернуть снимки.
– Единственный раз нам удалось более-менее близко подобраться к фотографиям, когда Бэй сказала яблоне, что хочет посмотреть, как выглядела ее бабушка, – пояснила Сидни Эванель. – Она опустила ветку, чтобы показать снимок Бэй, но тут же вскинула ее, когда мы попытались схватить фотографию.
Сидни обернулась к дочери, и та поспешила закрыть глаза. После того вечера ей удавалось услышать что-нибудь интересное только тогда, когда никто не подозревал, что она слушает.
– Тихо, не будем ее будить.
– Я вижу, она носит мою брошку, – с нежностью в голосе проговорила Эванель.
– Носит не снимая.
Бэй хотела потрогать брошь, как делала всегда, когда волновалась, но вовремя вспомнила, что все на нее смотрят.
– Что привело тебя сюда, Эванель? – спросила Клер. – Я думала, сегодня вы с Фредом обедаете у Стива.
Бэй приоткрыла один глаз. Теперь все трое стояли к ней спиной.
– Мы и обедаем. Мне уже не терпится. Стив снова собрался приготовить что-то экзотическое. Я тут сказала Фреду, как ему повезло, что в него влюбился преподаватель кулинарии, так он на меня посмотрел с таким видом, будто я сообщила ему, что у него в волосах пчелы.
– Он все еще считает, что должен встречаться со Стивом из-за мангорезки?
– О, уже получше. В последнее время можно подумать, что это я встречаюсь со Стивом. Фред таскает меня с собой повсюду, куда бы они ни пошли. Он отлично проводит время. Он счастлив, просто пока не хочет признаться себе в этом. Но рано или поздно он все-таки это поймет. Я не собираюсь говорить ему, что делать. Стив предоставляет командовать парадом Фреду, что ему и нужно. А я тем временем наслаждаюсь экзотическими блюдами. На прошлой неделе я в первый раз ела улиток! Вот это я понимаю. – Пожилая дама залилась квохчущим смехом. – Люблю геев. Они такие забавные.
– Я рада, что ты весело проводишь время, Эванель, – сказала Клер.
– Фред ждет меня в машине, но я хотела заехать к вам, чтобы дать вам вот это.
Бэй не разглядела, что это было такое, заметила только, как Эванель вытащила из своей сумки что-то, завернутое в белую бумагу.
– Семена перекати-поля? – удивилась Сидни. – Для кого они?
– Для вас обеих. Я должна была отдать их вам обеим. Фред завез меня за ними в цветочный магазин у рынка. Кстати, на рынке я видела Генри. Он покупал яблоки. Выглядит он совсем здоровым. Сказал, что плечо у него заживает неплохо и скоро он будет как новенький.
– Да, он считает, что это из-за яблок. – Сидни с улыбкой покачала головой. – С того самого вечера он поедает яблоки как одержимый.
– Чего не скажешь о Тайлере, – заметила Клер. – Он теперь на пушечный выстрел к яблоне не подходит. Никак не может прийти в себя. Говорит, что, наверное, это единственный полицейский рапорт в истории, в котором утверждается, что яблоня прогнала подозреваемого и никто не нашел в этом ничего необычного.
Все взрослые очень старались скрыть подробности того, что произошло с Дэвидом после того, как он сбежал из сада, от Бэй, но она пряталась за дверьми и прижималась ухом к электрическим розеткам, чтобы послушать, когда они говорили об этом. Ее отца арестовали на подъезде к городу Лексингтон, в штате Кентукки. Спасаясь от полицейской погони, он всмятку разбил свой внедорожник. Когда его, целого и невредимого, вытащили из искореженной машины, он умолял не сажать его за решетку. Твердил, что его нельзя сажать в тюрьму. Он не может. Пусть лучше его убьют на месте. В ту же ночь он пытался повеситься в окружной тюрьме. В заключении с ним должно было случиться что-то очень плохое, и он знал об этом. Должно быть, именно это он увидел, когда съел яблоко, потому-то и сбежал, потому-то и не хотел, чтобы его поймали.
Когда Бэй думала о нем, ей становилось грустно. У ее отца никогда не было своего места. Трудно не жалеть человека, чье существование не имело самостоятельной ценности. Он был сыном безвестных родителей, которые умерли много лет назад, и другом множества людей, которые дружили с ним только из страха. Похоже, все его предназначение заключалось в том, чтобы войти в жизнь ее матери и подтолкнуть ее вернуться домой.
За это, решила Бэй, она должна быть ему благодарна.
А вот сможет ли она когда-нибудь простить его за все остальное, она пока не знала и надеялась, что забудет его раньше, чем выяснит это.
Ей было так страшно, когда она увидела его здесь. Она почти уже забыла его – забыла, как он выглядит, забыла, каким сердитым он может быть. Ее жизнь совсем наладилась, пока он не появился, и Бэй хотела, чтобы она наладилась снова. Она уже начинала налаживаться; от простого лежания в саду Бэй уже было лучше. С ее мамой все было не так просто, но и ее жизнь тоже начинала налаживаться снова. Иногда Бэй сидела на нижней ступеньке лестницы в доме, когда Генри с мамой сидели на террасе, и слышала, как Генри убаюкивает маму – не песнями, обещаниями. Бэй хотелось, чтобы Генри был рядом с ними, но до конца объяснить это свое желание сама не могла. Так хочешь, чтобы в субботу была хорошая погода или чтобы на завтрак были оладьи. Просто от этого на душе становится хорошо. С ее отцом никогда так не было. Даже когда он смеялся, все вокруг съеживались от ожидания того, что наступит, когда его хорошее настроение закончится. А заканчивалось оно всегда. Впрочем, она не собиралась об этом думать.
– Наверное, это тебе, – сказала Сидни, передавая пакетик с семенами сестре. – Перекати-поле – это к невесте, верно? Вы ведь с Тайлером уже назначили дату свадьбы.
– Нет, тебе, – возразила Клер, пытаясь вернуть пакетик обратно.
Бэй надеялась, что это правда. Иногда по вечерам, перед тем, как девочка засыпала, Сидни приходила посидеть с ней и говорила о Генри. Говорила она обычно в умозрительных и расплывчатых формулировках: очевидно, не хотела раньше времени пугать Бэй мыслью о том, что в их жизни может появиться новый мужчина. Но Бэй эта мысль не пугала. Она не находила себе места. Пока что она не нашла способа повторить свой сон наяву и очень беспокоилась, как сложится их будущее. А вдруг ее отец все испортил? Вдруг из-за его появления здесь у нее ничего не получится?
– Может быть, эти семена не к свадьбе, а к ребенку, – сказала Эванель.
– Ну, тогда я тут точно ни при чем, – рассмеялась Сидни.
Клер задумчиво поглядела на бумажный пакетик у себя на ладони.
– Клер? – спросила Сидни.
Та смотрела на сестру с многозначительной улыбкой, которую Бэй никогда прежде не видела; но Сидни, похоже, немедленно ее расшифровала.
– Правда?! – ахнула Сидни и обхватила лицо сестры ладонями.
Бэй подумала, что в последнее время у мамы часто бывает счастливый вид, но такой она ее не видела никогда. Из нее ключом била желтая радость. Когда радуешься за себя, счастье наполняет тебя до краев. А когда радуешься за кого-то другого, оно переливается через край. Оно было такое яркое, что почти больно было глазам.
– Господи. Правда?!
Клер кивнула.
Бэй смотрела, как они все втроем обнялись и вышли из сада, три Уэверли, разговаривая друг с другом при помощи рук, прикасаясь друг к другу, смеясь.
