его показания занесены в протоколы следствия, с которыми вы уже ознакомились. Так что я не настаиваю на его выступлении. Но я вижу в зале маленькую Терезу Овернуа, внучку покойной маркизы. Как вы знаете, именно благодаря ей стало известно, что подсудимый обвинял своего сына в убийстве. Мы не занесли девочку в список свидетелей, так как ее слова тоже зафиксированы в протоколе, да и не хотелось заставлять ее публично вспоминать подробности той страшной ночи. Но раз уж она все равно присутствует на суде, я могу, если вы только пожелаете, попросить ее повторить свои показания. Согласно процедуре я имею на это право.
Мнения присяжных разделились. Председатель кивнул и повернулся к залу.
– Мадемуазель Тереза Овернуа! – крикнул он. – Не будете ли вы любезны подойти к барьеру?
Девочка растерянно озиралась, не понимая, чего от нее хотят. Судья сделал знак секретарю, и тот подвел Терезу к месту для свидетелей, где лежала Библия. Она облокотилась на перила, испуганно глядя на председателя.
– Мадемуазель, – начал он, – я не буду спрашивать вас, знаете ли вы этого человека. Скажите, вы слышали разговор, состоявшийся между Этьеном Ромбером и его сыном Шарлем в замке Болье субботней ночью?
– Да, ваша честь, – пролепетала девочка.
– Господин Ромбер обвинял сына в убийстве маркизы де Лангрюн?
– Да…
– Не хотите ли вы, мадемуазель, что-либо добавить к сказанному вами ранее?
Тереза помолчала, потом решилась:
– Только одно, мсье. Господин Ромбер говорил с Шарлем с таким волнением, с такой болью, что сам был близок к обмороку. Он очень страдал!
Председатель, ожидавший от Терезы слез и суровых обвинений, понял, что ошибся. Девочка явно не хотела перекладывать на плечи несчастного отца груз вины за поступок его безумного сына. Судья почувствовал, что слова внучки убитой маркизы могут только вызвать еще большее сострадание к обвиняемому и быстро перебил:
– Спасибо, мадемуазель, достаточно.
И, пока Тереза шла на свое место, обратился к суду:
– Итак, свидетельские показания нами заслушаны.
Затем повернулся к залу и объявил:
– Слово предоставляется господину прокурору для произнесения обвинительной речи!
Прокурора слушали невнимательно. Речь его была скорее подборкой выдержек из уголовного кодекса, чем фактов. В промежутках между цитированием статей закона он приводил высказывания председателя суда, которых все сегодня уже наслушались. Под конец прокурор заявил, что отказавшись отвечать на вопросы суда, подсудимый лишь усугубил тяжесть содеянного, и подкрепил свою мысль солидной выдержкой из кодекса.
В конце концов он предъявил Этьену Ромберу обвинение в том, что, подменив собою правосудие, подсудимый скрыл от властей имя преступника, помог ему бежать и затем убил.
Итак, речь прокурора при чрезвычайной ее многословности не содержала ничего нового.
Затем слово взял адвокат.
– Господа! – начал он. – Вы слышали допрос моего подзащитного. Всем вам известно, в чем его обвиняют. Теперь присяжным предстоит определить степень вины. К сожалению, мой клиент запретил мне произносить речь в его защиту. Он велел мне попросить вас всех, прислушавшись к голосу вашей совести, ответить лишь на один вопрос – каким образом отец, чей сын, потеряв разум, совершил убийство, мог сохранить свое доброе имя и не растоптать свои отцовские чувства? Мой подзащитный никоим образом не пытается воздействовать на присяжных с целью смягчить приговор, который, похоже, уже предрешен. От его имени я прошу вас судить без снисхождения, но и без ненависти, сообразуясь только с вашей порядочностью и честью.
Зал возбужденно зашумел. Адвокат с прокурором вышли. Присяжные также удалились в совещательную комнату для вынесения приговора.
Этьен Ромбер остался на скамье подсудимых под охраной двоих жандармов.
Как только суд удалился, зал загомонил. Большинство присутствующих было на стороне обвиняемого. Страдания несчастного отца тронули сердца даже самых черствых, самых неисправимых скептиков.
Однако все зрители прекрасно отдавали себе отчет, что исход дела от них не зависит. И, будучи людьми достаточно трезвыми, они понимали, что у бедняги нет почти никаких шансов избежать сурового наказания.
Так что споры шли в основном о том, какова будет формулировка приговора.
Краснолицый винодел уверенно заявил:
– Убивал он своего сына или нет, а только пощады ему не будет!
– Конечно, он его не трогал… – покачала головой женщина в платке. – А вот что подтолкнул наложить на себя руки – может быть. А что ему было делать? Взять мальчика за руку и отвести в полицию?
В разговор вступил давешний толстяк:
– Ромбер оказался в безвыходном положении. Вся его любовь не могла спасти юношу от позора и гильотины. Даже если самоубийство Шарля – дело его рук, я его оправдываю.
Судья Боннэ, по обыкновению болтливый, объяснял кому-то:
– Если присяжные захотят оправдать Этьена Ромбера, у них есть только один путь – сказать «нет» по всем пунктам обвинительного заключения. Если хоть в одном случае они согласятся с обвинением, то, учитывая известную всем строгость председателя суда, нужно быть готовым к самому суровому наказанию. Может, даже к смертной казни.
Разговоры были прерваны криком:
– Встать! Суд идет!
Присяжные, а вслед за ними судьи вошли в зал и заняли свои места. В наступившей тишине председатель суда вышел вперед и заговорил:
– Перед Богом и людьми, дамы и господа, сообщаю вам решение присяжных.
Голос его дрожал от волнения. Зал замер. Все ловили каждое слово судьи.
– Обсудив все обстоятельства дела, – продолжал тот, – господа по всем пунктам обвинительного заключения сказали: «Не виновен!»
Этьен Ромбер был полностью оправдан!
Глава 10
В ВАННОЙ КОМНАТЕ КНЯГИНИ СОНИ
Четыре месяца прошло после сенсационного оправдательного приговора, который вынес каорский суд присяжных Этьену Ромберу.
Убийство в замке Болье, вызвавшее такой жгучий интерес публики, стало постепенно забываться, как забылась в конце концов и загадочная смерть лорда Белтхема. Это преступление так и осталось нераскрытым.
Инспектор Жюв занимался своими повседневными делами. Он продолжал распутывать темные истории, постоянно сталкиваясь с кровавыми драмами, случавшимися в столице чуть ли не ежедневно.
Внешне инспектор, казалось, бездействовал – не было ни засад, ни погонь, ни перестрелок. Однако преступники совершили бы крупную ошибку, почувствовав себя в безопасности. Жюв напоминал охотника, терпеливо выслеживавшего добычу. Мозг его постоянно работал, увязывая все факты в одну цепочку. Он выжидал.
Итак, был конец июня – время, когда Париж, обычно наводненный туристами, начинает постепенно пустеть.
В Руайяль-Палас-Отеле, огромном здании, напоминающем караван-сарай, чей фасад тянется на двести метров вверх по Елисейским полям до самой Площади Звезды, царила страшная суматоха.
Вся прислуга озабоченно сновала по гостиным первого этажа и огромному холлу. Было время, когда постояльцы Руайяль-Паласа возвращались с вечеринок и спектаклей. Каждую минуту хлопала входная дверь, и по просторному вестибюлю отеля проходили мужчины в черных фраках, молодые люди в смокингах и хорошенькие женщины в вечерних туалетах.
