– Шарль! – воскликнул он.
– Отец…
Юноша стянул шляпку вместе с париком и устало опустился на диван.
– Я больше не могу… – прошептал он. – Будь проклята эта женская одежда! Хватит!
В голосе отца зазвенел металл.
– Но это необходимо! – резко сказал он. – Я твой отец, и знаю, как поступать.
Шарль Ромбер с отвращением расстегнул корсаж, обнажив мускулистое тело.
– Нет, отец, я так больше не выдержу. Лучше тюрьма, смерть, что угодно!
Он чуть не всхлипнул.
– Ты должен искупить свою вину, – непреклонно произнес Этьен Ромбер.
– Но это не искупление! – выкрикнул юноша. – Это… Это хуже казни!
Отец сурово посмотрел на сына.
– Шарль! – веско сказал он. – Не забывай – для всех ты умер!
– Боже великий… – простонал Шарль. – Я бы предпочел умереть по-настоящему!
Этьен Ромбер быстро пересек комнату, подошел к сыну и обнял его за плечи.
– Мальчик мой! – лихорадочно прошептал он. – Да ты куда нормальней, чем я думал! Когда я спасал тебя, втаптывая в грязь свое доброе имя, рискуя свободой, я думал, что имею дело с сумасшедшим!
Юноша отстранился.
– Отец, – сказал он, и в голосе его прозвучала такая твердость, что старик на мгновение испугался, – прежде всего я хочу узнать, каким образом вам удалось меня спасти. Как вы выдали меня за мертвеца? Если это результат простой случайности – одно дело, но если…
– Дорогой мой, – помотал головой Этьен Ромбер, – ты не за того меня принимаешь… Разве мог бы я спланировать что-либо подобное! Просто, когда мы сбежали, случай пришел нам на помощь. Я повторяю, случай!
Он поднял палец:
– Можешь не сомневаться, к смерти этого несчастного юноши я не имею никакого отношения. Наверное, он действительно угодил в мельничное колесо… Как бы то ни было, его уже не воскресишь. А тебя мне нужно было спасать. Поэтому я купил тебе женское платье и заставил бежать в Париж без меня.
– И что же дальше?
– Дальше? Я переодел труп в твою одежду, чтобы выдать его за тебя. Само провидение послало мне того несчастного. Только не думай, что это далось мне легко. Нет, тем самым я обрек себя на все муки ада! Ты, конечно, читал в газетах, что я предстал перед судом присяжных, и какие обвинения мне предъявлялись…
Старик с силой потер виски, стараясь отогнать нахлынувшие воспоминания.
– Случайность… – горько пробормотал Шарль Ромбер. – Какому-то бедняге пришлось разбиться насмерть, чтоб я мог разгуливать здесь в юбке…
Голос юноши дрогнул, и он всхлипнул.
– Ах, мой бедный отец! Как будто рок преследует нашу семью!
– Рок… – словно эхо, повторил старик.
Молодой человек поднял голову.
– Отец! – произнес он с отчаянием. – Я не убивал маркизу, поверьте мне!
– Не смей говорить об этом! – голос Этьена Ромбера прозвучал резко. – Никогда не будем к этому возвращаться. Я тебе запрещаю!
Старик прошел вглубь кабинета и облокотился на письменный стол. Он долго молчал, что-то обдумывая. Потом медленно спросил:
– Так ты пришел сюда только для того, чтобы задать мне эти вопросы?
Юноша вскочил:
– Отец! Я не могу больше оставаться женщиной!
– Вот как? Почему же?
– Не надо иронии! – губы Шарля задрожали. – У меня нет сил разыгрывать эту комедию!
Этьен Ромбер пристально смотрел на сына. Новая мысль пришла ему в голову.
– Кажется, я понимаю… – протянул старик. – Конечно, ведь в Руайяль-Паласе только что произошло два крупных ограбления. А мадемуазель Жанна с некоторых пор работает в этом отеле…
Он криво усмехнулся:
– Конечно, никому не придет в голову связывать скромную служащую с именем погибшего Шарля Ромбера. Но, может быть, у полиции найдутся причины заинтересоваться самой мадемуазель Жанной?
Юноша побледнел:
– Отец? Вы считаете меня вором?!
– А ты сам как считаешь?
Голос отца зазвучал зловеще. Он наклонился к уху сына и продолжал шепотом:
– Как ты сам считаешь? Ты можешь утверждать с уверенностью, что этого не делал? А вот я, твой отец, сомневаюсь! Еще когда читал в газетах об этих кражах, я старался гнать прочь всякую мысль о тебе. Но ведь я-то лучше других знаю, каким сыном наградила меня судьба!
Шарль сжал кулаки:
– Мсье, я не вор!
В голосе его звучало негодование:
– Господи, что же это! Неужели мне теперь придется всю жизнь доказывать, что я не преступник? Вы обвиняли меня в замке Болье, вы обвиняете меня сейчас… Вы, самый близкий мне человек! Отец, какая тень застлала вам разум? Почему вы так хотите заставить меня самого поверить, что я – убийца и грабитель?!
Этьен Ромбер пожал плечами:
– В том-то и дело, что я – самый близкий тебе человек. И не надо детских истерик… Что стоят твои отрицания без доказательств? Криком и заклинаниями ничего не докажешь. Нужны факты!
Молодой человек безнадежно махнул рукой и устало опустился в кресло.
– О Боже, вы уже все решили и даже слушать ничего не хотите… – простонал он.
Старик внимательно смотрел на сына.
– Ну поставь себя на мое место, – наконец произнес он. – После ограблений в Руайяль-Паласе ты приходишь ко мне поздно вечером, насмерть перепуганный и явно хочешь просить о какой-то помощи. Значит, тебе грозит новая опасность. Что-то еще случилось, чего я не знаю, причем совсем недавно. Так что же ты тогда натворил?
Шарль собрался с мыслями.
– Ничего я не натворил, – выдавил он наконец. – Но у нас в отеле вот уже несколько дней работает полицейский. Такой же переодетый, как и я. Он выдает себя за Анри Вердье, служащего из каирского филиала. Но я узнал его. Я видел этого человека совсем недавно, причем при таких обстоятельствах, что мне уж вовек его не забыть!
– О ком ты? – непонимающе спросил старик.
– О Жюве!
– Что? Жюв работает в Руайяль-Паласе?!
– Да! Я не мог ошибиться!
– Интересно… – пробормотал Ромбер. – Продолжай! Он тебя не узнал?
– Не знаю. Но сегодня за ужином, прикидываясь новичком, он учинил мне настоящий допрос, и Бог его знает, какие сделал выводы.
Мало того, часа два назад он зашел в мою комнату угостить сигаретой, долго нес какую-то чепуху насчет любви при полной луне, а потом полез обниматься. Испугавшись, что он почувствует у меня под платьем мускулы или… ну, что-нибудь еще, я ударил его. А он поскользнулся и ударился головой о тумбочку. Да так и остался лежать. А я совсем потерял голову и сбежал…
Глаза Этьена Ромбера расширились.
– Боже правый! – тихо произнес он. – Неужели ты убил полицейского?
Юноша опустил глаза и прошептал:
