— Ну, что же, отпустите их, Ольга. Доставлю к отцу. У Павлуши горели глаза. Новое путешествие! В самом деле, не засиделись ли мы в Москве?
Мать отпустила нас. Отец писал, что он уже нашел работу. Мама захотела закончить курсы и лишь тогда ехать в Баку. Не думали мы, прощаясь с ней, что пройдет много месяцев прежде чем мы снова увидим ее и соберемся все вместе. И курсов все равно маме окончить не удалось.
В дороге мы чувствуем себя самостоятельными. Павлуша выходит на остановках и вскакивает на вагонную лесенку после третьего звонка, чего никогда не разрешалось делать при маме. Обстановка железнодорожных переездов, такая привычная и знакомая по прошлым путешествиям, в этот раз удивляет неожиданным беспорядком. Поезд подолгу стоит на мелких разъездах. На вокзалах группами озабоченно собираются железнодорожники. Наши кондуктора подбегают к ним.
Яша Кочетков беседует с проводником. И мы услышали знакомое слово «забастовка»!
Железнодорожники готовятся к стачке.
Мы подъезжаем к Ростову. Отсюда начинается линия Владикавказской железной дороги. По ней мы должны добраться до Баку. Поезд останавливается. Мы соскакиваем.
Платформа оцеплена жандармами. Яша Кочетков вместе с нашим проводником останавливается около группы людей.
— Ни одного штрейкбрехера, — слышим мы. — Бастует вся линия.
Владикавказская дорога забастовала. Поезда до Баку не идут. Возбужденный, взволнованный Яша куда-то убегает. Мы остаемся на платформе около наших корзинок. Яша возвращается.
— Дождемся поезда в Новороссийск, — говорит он, — а оттуда морем доедем до Батума. Оттуда в Тифлис, потом в Баку.
Мы довольны всем. Павлуша объясняет мне, какой пароход повезет нас из Новороссийска. «Наверное, почтово-пассажирский — это самые большие». В новороссийском поезде вагоны переполнены. Яша с трудом находит нам места.
Тяжелый пассажирско-грузовой пароход готовился к отплытию в Новороссийском порту, когда мы с Яшей добрались туда. Павлуше не терпелось взбежать по трапу. Ехать на таком пароходе, да еще на палубе, как обещает нам Яша, — разве это не восхитительно!
Мы пристраиваемся на корме. Под раздирающие воздух пронзительные гудки пароход отваливает. Мы любуемся уходящими пристанями, мачтами. Яша успел купить арбуз, и мы дружно его едим. Кто-то из наших соседей смотрит на ясное небо и невесело качает головой.
— Как бы чего не нагнало! Ишь, разыгрывается…
Этот мрачный человек, наверное, плавал по многим морям. Он правильно предсказал: шторм разыгрался, как только скрылся из виду берег. Яша напрасно ищет нам безопасное местечко. Нет защиты от дождя и волн. И везде одинаково качает, точно пароход кто-то подбрасывает в воздух.
А к утру шторм прошел. Солнце обсушило наше намокшее платье. Правда, оно остается грязным и измятым, — переодеть нас не во что. Похожие на оборванцев мы высаживаемся на батумскую пристань. Мы устали и хотим скорее домой.
Как хорошо, что Яша везет нас в Тифлис, в наше Дидубе, к бабушке.
Вот наконец поле, улица, которая ведет к бабушкиному дому, а вон и она сама, как всегда, окруженная соседками.
— Бабушка! — кричим мы, поднимаясь по знакомым истертым ступенькам.
— Это мы, бабушка!
Я остаюсь у старушки, Павлуша едет дальше, к отцу, в Баку, куда направляется Яша Кочетков.
Глава одиннадцатая
Жаль, что Павлуши нет со мной. Он знал бы раньше Меня, когда, наконец, придут события, которых все ждут. Он объяснил бы мне все, что происходит.
Но Павлуш далеко, ни о нем, ни о маме, ни о маленьких Феде и Наде я ничего не знаю. Я рассказываю бабушке о Москве.
— Там теперь, наверное, опять холодно, — говорю я. И вспоминаю, что валенок мама так и не успела купить.
— Хоть бы они там уж на улицу не выходили, — сокрушается бабушка.
— В Москве и в комнатах мороз, — отвечаю я. Бабушка тяжело вздыхает, и я ее успокаиваю:
— Есть и теплые дома, ты не беспокойся.
Я знаю, что мама перед нашим отъездом собиралась снять для себя и ребят отдельную комнату. Может быть, эта комната в теплом доме? Интересно, что происходит в Москве, готовятся ли там к событиям? А может быть, там все уже успокоилось? Как будет жалеть Павел, что он не был в Дидубе и не видал, как мы шагали под красным знаменем, и городовой и жандармы не смели это запретить. Павел был бы первым в колонне. У Казимира Манкевича и его товарищей я видела винтовки. Павел знал, как с ними обращаться, ему, пожалуй, дали бы ружье.
Винтовки скоро понадобятся, слышу я. И патроны тоже. Тяжелые свертки, которые приносят бабушке прятать, — это патроны.
Об этом надо молчать. Надо молчать обо всем. И о том, что приехал дядя Ваня. Он появляется неожиданно вечером, и бабушка только успевает всплеснуть руками.
— Ваня! — бросаемся мы к нему с Шурой.
— Тихо, — говорит дядя Ваня. — Надо сбегать за Казимиром.
Казимир приходит с товарищами, и поодиночке они все куда-то уходят.
Последним, неслышно ступая мягкими сапогами, прокрадывается на улицу дядя Ваня. Мы долго прислушиваемся, все ли тихо…
Спустя несколько дней дядя Ваня спрашивает меня:
— Нюра, хочешь поехать со мной в Баку? Я чуть не подпрыгиваю. Еще бы!
— Хочу! Когда? Скоро?
— Мы соберем ее за два дня, — отвечает Ксения, жена Казимира Манкевича, на вопросительный взгляд дяди.
Бабушка качает головой, когда вечером я рассказываю, что вместе с дядей Ваней уезжаю в Баку.
— Да ведь у тебя пальто нет! В чем поедешь?
— Сошьем ей новое, — успокаивает дядя Ваня.
На другой день со старшей теткой Варей мы идем покупать материю на пальто.
Первый раз мне шьют пальто из новой красивой пушистой материи. Мне всегда перешивали старые пальтишки теток. Варя — портниха. Она шьет пальто. Когда его примеряют, я заглядываю в осколок зеркала и думаю: «В этом пальто я буду самой нарядной девочкой в Дидубе».
В день отъезда я встаю чуть свет и от нетерпения не могу ничего есть.
— Ешь, — уговаривает меня бабушка, — в дороге такого не дадут.
Я давлюсь сладким жирным пловом и пугаюсь: а вдруг дядя Ваня уехал без меня? Но вот за мной приходит тетя Ксеня. Мы поедем на вокзал от Манкевичей.
Дядя Ваня ждет нас там. Я иду и так волнуюсь, что не замечаю, какое впечатление производит мое пальто в поселке. На дяде Ване костюм, в котором я его еще никогда не видела. В этом костюме Ваня похож на богатых господ, которые прогуливаются по Головинскому проспекту.
— Все ли готово? Пора собираться. — Ваня подходит ко мне совсем близко и говорит. — А ты ничего не боишься, Нюрочка?
Я отвечаю правдиво: я ничего не боюсь. Ксеня уводит меня в другую комнату, и Варя из-под кровати достает длинный зашитый в белое полотно сверток.
Я снимаю платье. Варя накручивает на меня сверток и осторожно, стараясь не уколоть, пришивает его к лифчику.
— Не тяжело? — спрашивает она. — Удобно? А ну, пройдись!
Потом она помогает мне надеть платье и, осмотрев меня, говорит довольно:
