— У Корыта?
— Да, сэр. Это местное название большой пещеры около устья залива. Она простирается на много миль под холмом, и за ней идет старое русло реки. Когда-то ее использовали для пикников и тому подобного, но во время приливов вода обычно достигала входа и бывало, что люди не могли выбраться из пещеры. Поэтому Мастера приказали закрыть этот неширокий вход и поставить поперек него решетку. Такое место становится очень грязным и некрасивым, если оставить его открытым для публики.
— Полагаю, что так. И все же, мы могли бы выйти через него?
— Не знаю, сэр. Сюда, видите ли, никого не пускают. Не думаю, что это вообще вероятно. Насколько мне известно, отсюда есть выход через галерею над Корытом. Но вряд ли с нее можно спуститься вниз. В детстве мы мечтали побывать в кладовых Мастеров, но туда вел страшно крутой подъем и без веревки никак нельзя было обойтись. Мы так далеко никогда не забирались.
— Понимаю. Но мне бы хотелось немного пройти. Это возможно?
— Да, это возможно, сэр. — Хатч не добавил, что, по его мнению, это в равной степени безумно, когда время так стремительно и опасно уходит.
Но Кэмпион вновь заупрямился и ссутулил плечи.
— Мы должны рискнуть, — сказал он.
Хатч был человеком опытным и привык действовать без промедления, но им предстояло нелегкое путешествие, а он знал расположение пещер ненамного лучше Кэмпиона. Первым делом они должны были выбраться из зала Совета, но только через одну из четырех дверей Бридж.
Он отыскали путь, изучив особенности пещеры, в которой находился зал, и сначала вышли в на редкость удобно построенную котельную. Ее труба тянулась через старинную вентиляционную шахту прямо на холм. Потом они оказались в грубо высеченное проходе, его, очевидно, прорубили в глубокой древности, и оттуда по лестнице спустились в кладовые Мастеров.
Продолговатые пещеры неожиданно хорошо вентилировались. Это подтвердило гипотезу Кэмпиона, будто весь холм был крепостью, выстроенной еще в эпоху неолита.
При беглом осмотре обнаружилось, что Мастера использовали кладовые преимущественно для хранения вина. В первой галерее на полках снизу доверху стояли черные запыленные бутылки, и, поглядев на них, Суперинтендант, прежде очень скованный, широко улыбнулся.
— Ими, должно быть, гордилось не одно поколение, — сказал он. — Клянусь, тут целое состояние. Насколько я слышал, у них во всем мире виноградники.
Кэмпион не отреагировал на его слова. В конце галереи небольшой вход, некогда отгороженный досками, вел в следующую пещеру. Хатч поднял фонарь над брусьями и поленьями, сложенными аккуратными штабелями на неровном полу.
— Это сделано недавно, — заметил он, — я полагаю, им понадобилась новая кладовая.
Его догадка оказалась верной. Тонкие лучи от двух фонарей Суперинтенданта высвечивали ряды ящиков, один за другим. Каждый из них был запечатан и помечен именем винодела. На всех красовались какие-то непонятные надписи и знаки. По-видимому, в них преобладал рейнвейн. Кэмпиону и Хатчу стало ясно — Мастера предусмотрели, чтобы никакие европейские потрясения не могли нарушить их возлияний.
Хатч перевел дыхание.
— Сколько же их тут, — произнес он словно в шоке. — А ведь это скоропортящийся товар. Хэлло, сэр, в чем дело? — Кэмпион остановился на полпути. Его тело окаменело и он застыл, подняв голову…
— Послушайте, — шепнул он.
Хатч тоже замер на месте. Он погасил фонарь, теперь они оба ждали в удушливой тьме, окутавшей все вокруг, как черная шерсть.
— Что это, сэр? — тихо спросил Суперинтендант.
— Мотор. Слушайте.
До них донесся слабый и глухой стук. Казалось, он существовал только в их воображении.
— Это где-то под нами, — коротко сказал Кэмпион. — Идемте.
— Сэр, — Хатч был хорошим человеком и сознавал свой долг, однако он так же понимал, что один известный департамент всегда отрекается от своих верных слуг, стоит им допустить ошибку. Он подчинялся другому ведомству, и тридцать лет ничем не запятнанной деятельности были теперь поставлены на карту.
— Дайте мне фонари. Оставайтесь здесь. — До Кэмпиона сразу дошло: он так естественно отдает приказы и убежден, что они будут беспрекословно выполнены. Он отправился один, двигаясь, как призрак, но очень уверенно, скользящей походкой, что свидетельствовало о долгом опыте. Он не заметил вторую деревянную лестницу, пока не очутился рядом с ней, и у него на секунду остановилось сердце, когда он взглянул вниз, в бездну. Стук прекратился. В холодном воздухе подземелья ощущался слабый, но безошибочный запах от выхлопов моторов. Кэмпиону представилось, что он спускался по лестнице целую вечность. Наконец он обнаружил, что стоит в проходе, не шире его раскинутых в стороны рук.
Здесь запах чувствовался сильнее, и он шел очень осторожно, опустив маленький фонарь так, чтобы свет падал ему под ноги. Крутой поворот направо заставил его вздрогнуть. Теперь выхлопные дымы сгустились, и ж ним примешался острый свежий запах моря. Он заторопился и вышел в какое-то открытое пространство. Там пахло, как в гараже, и узкий луч света неожиданно удлинился, когда тропа оборвалась и под его ногами обозначилась впадина. Он остановился, затаив дыхание, и погасил фонарь. Снова не было слышно ни звука, не видно и признака жизни, ничего, кроме резкого запаха бензина. Он заколебался. Если здесь кто-то был, то его появление могли сразу заметить. Он взял левой рукой большой фонарь Суперинтенданта и, держа его на вытянутой ладони так, чтобы лучи высвечивали все, находившееся от него на расстоянии трех шагов, опять зажег свет. Увиденное настолько потрясло Кэмпиона, что он чуть не выронил фонарь. Он стоял на узком выступе на вершине скалистой стены пещеры. Если верить описаниям Суперинтенданта, он добрался до Корыта. Пещера тянулась к отгороженному решеткой выходу, видневшемуся где-то далеко-далеко. Тут все совпадало с рассказом Хатча.
Ошеломляло другое — прямо под ним, отгороженная частью пещеры, скрывалась огромная, удобная ниша, плотно заставленная множеством грузовиков-трехтонок (он насчитал их около трехсот), различных марок и годов выпуска. Все машины блистали чистотой и готовы были выехать в любую минуту.
Кэмпион поднял фонарь, и луч света упал сначала на капоты грузовиков, потом на их кузовы, зияющие корпуса и массивные колеса. Узкая полоса света перебегала от одного ряда к другому, опасно дрожа и слабея и вновь делаясь ярче.
Он заставил себя окончить осмотр, но, окинув беглым взглядом последний ряд машин, увидел человека, склонившегося над нависшим кузовом. При ярком свете его бледное лицо показалось Кэмпиону знакомым. Вспышка словно озарила сознание Кэмпиона, и он вспомнил имя этого человека. Вместе с именем он почувствовал и полное отсутствие энтузиазма, как выразился какой-то остроумный наблюдатель.
— Уивер Би.
Когда он еле слышно произнес его, оно прозвучало нелепо и чуждо. Однако, при всей сумятице в сознании, это имя оставалось ему известным, и с ним было связано что-то неприятное.
Именно в эту минуту в нем окончательно укрепилось понимание собственной никчемности. Странное ощущение одной-единственной цели, прежде пронизывавшее все его существо, постепенно исчезало, и он уже объективнее оценивал происходящее, но в то же время подозревал себя на каждом шагу. Он подумал, что делает из мухи слона и, что еще хуже, им овладевает настоящая депрессия. К тому же все пережитое не замедлило сказаться и на его общем состоянии. У него страшно разболелась голова, а ноги сделались ватными.
Он повернулся и двинулся обратно. У правого поворота он остановился и прислушался. Из огромного спрятанного в пещере гаража до него не долетело ни звука. Поднимаясь по узкой железной лестнице, он попытался мысленно соединить все, что ему удалось увидеть в Лошади. Впечатления и дразнили и тревожили его. У него возникло мучительное чувство, что все это может быть совершенно обычным, если смотреть ясным взором хорошо знающего город человека. Полному невежде всякая старинная городская цитадель, вероятно, покажется фантастической. Однако, с другой стороны, любая, еле различимая особенность здешних мест может стать крайне важной и он должен был это сразу осознать. В повестке дня он заметил номер пятнадцать, что само по себе представляло интерес. А человек, которого он только что
