детей живет в непрерывном изумлении.
— Значит, мы прошли через пятую дверь, — прошептал он.
— Мы прошли через заднюю дверь, — твердо ответил ему Хатч. — О ней мало кто знает, и могу сказать, что она довольно новая, ей примерно семьдесят лет. Как и все люди, Мастера должны были иметь штат уборщиков и хранить где-то товары. Я полагаю, они купили когда-то большую лавку и держали в ней сторожа. Это старые дела. Долгие годы лавкой владела одна и та же семья. Сегодня мы пошли этим путем, потому что здесь мне показалось безопаснее. Я не желаю ни с кем объясняться, думаю, что и вы тоже. Вот и последняя ступенька, сэр. Теперь идите направо.
Говоря это, он зажег большой фонарь, и Кэмпион обомлел от размеров и высоты галереи, в которой они очутились. Казалось, что в ней отсутствовали потолки, стены уходили ввысь до бесконечности. Раздавался приятный, монотонный треск дерева, слабо поскрипывали дверные петли, и, когда они спустились с галереи в зал, на них подул холодный ветер.
Фонарь Хатча высветил широкий круг, и Кэмпион отступил назад. Зал был колоссальным и походил на церковь. У него осталось впечатление от черных панелей, но им удалось рассмотреть лишь половину фигур на парадных портретах во весь рост. Над ними колыхались полотнища потрепанных знамен, все еще ярких и доблестных, несмотря на прошедшие столетия. В центре стояло нечто напоминающее стол. Это было мощное сооружение из блестящего черного дуба, оно хорошо сочеталось с ковром величиной с теннисный корт, но все остальное в зале выглядело достаточно обыкновенным и даже заурядным. Стол окружали двадцать пять стульев. Перед большим креслом, стоявшим во главе стола, лежала стопка бумаг, а рядом с ней высились весьма прозаические графин с водой и стакан для оратора.
В зале царила тишина. Молчание нависло над ними, как удушающий покров. Не было слышно ни единого дыхания, ни треска рассохшегося дерева, не видно ни пылинки, летящей от каменных плит пола, вообще ничего. Хатч глубоко вздохнул. Очевидно, он собирался что-то сказать, и Кэмпион взял себя в руки, приготовившись к любому исходу.
Однако слова полицейского его все же ошеломили.
— Ну, сэр, — в голосе Хатча чувствовалась какая-то напряженность, — вот мы и у цели. Я рисковал своим положением, когда мы сюда шли. Надеюсь, вы мне простите, если я скажу, ради Бога, делайте все, что вам нужно, да поскорее, чтобы нам удалось выбраться отсюда до рассвета. Не хочется даже думать, что случится, если нас здесь застанут. Никто в нашу защиту и пальцем не пошевелит. Я полагаю, вы-то об этом лучше меня знаете.
8
Кэмпион словно прирос к земле. Он чувствовал себя подобно актеру, застывшему посередине огромной сцены, в то время, как молчание нагнетается с каждой секундой. Первая связная мысль привела его в ужас. Если он сам подготовил это незаконное вторжение и вынудил Суперинтенданта нарушить драгоценнейший закон британской конституции, значит, причина была жизненно важной, а он, наверное, очень влиятелен. Он должен здесь что-то сделать или скорее что-то разузнать, и пока еще неясно, какие удивительные открытия зависят от его успеха. Во всяком случае, полночь давно миновала. Наступило утро четырнадцатого. Пятнадцатого, насколько он мог догадаться, пробьет решающий час.
Ему пришло в голову, что он обязан выложить карты на стол и позаботиться о последствиях. Он повернулся к Хатчу, собираясь заговорить с ним, но пока слова с трудом формировались в его сознании. Суперинтендант его опередил.
— Я не люблю критиковать, — начал он, и в его извинении прозвучал достаточно едкий упрек, — и знаю, что люди в вашем положении должны помалкивать, но поймите — это вопрос политики. Неужели вы не думаете, что все станет значительно легче, если ваше отделение начнет доверять главному констеблю и поделится еще некоторой информацией. Сами видите, как складывается ситуация. Мы действуем совершенно вслепую. Нам поручено оказывать вам всяческую помощь, о чем бы вы ни попросили. Так мы и намерены поступать, но было бы проще, если бы мы хоть смутно представляли, что вы собираетесь предпринять.
Он замолчал, понадеявшись на что-то, но Кэмпион ничего не ответил, и Суперинтендант продолжал свою речь. Он говорил очень искренне и серьезно.
— Вспомните, что случилось вечером. Хорош бы я был со своим почти тридцатилетним стажем работы в полиции, если бы с первого взгляда не определил, убит Энскомб или нет. Но что я могу поделать? Существует готовая лазейка, и у нас есть молодой врач. Если я прекращу допросы, все расследование развалится само собой. Но правильно ли это будет? В интересах ли это страны или никак с ними не совпадает? Я не знаю. Я обращаюсь к вам. Я блуждаю в потемках. Я предоставляю вам все возможности, но вы не даете мне никаких указаний.
Кэмпион передвинулся, желая, чтобы у него под ногами оказалась твердая почва.
— Я не могу вам сказать, — беспомощно отозвался он. — Неужели вы не понимаете? Я просто не в состоянии вам ответить.
Хатч оцепенел. Он застыл, как солдат по стойке «смирно».
— Очень хорошо, сэр, — проговорил он. — Я в вашем распоряжении. Идемте. — Кэмпион взял у него из рук фонарь и подошел к столу. Видимо, именно это и нужно было сделать. Когда он приблизился, колоссальные размеры сверкающего деревянного стола стали еще заметнее. Кэмпионом овладела паника. Он не обнаружил там никаких новых признаков.
Кэмпион посмотрел на бумаги, аккуратно сложенные на столе рядом с креслом, и у него блеснул первый луч надежды. Это были необычные бланки. Сверху пачки лежал большой лист с четкой надписью «Повестка дня». Энскомб исполнил свой последний долг перед Мастерами.
При свете фонаря он прочел список вопросов для обсуждения на завтрашнем собрании. Он начинался достаточно архаично с «Молитвы Всемогущему Господу», за этим следовали традиционные «Замечания Старших Мастеров при открытии», «Протоколы прошлого собрания» и «Переписка». Но третий раздел выглядел не так обычно. Назывался он просто «Церемония Снопа Соломы», а другая его часть, судя по всему, как-то развивала первую, в частности, там имелся пункт «Отчет о строительстве новой канализационной системы для нижнего города, временно приостановленном из-за войны». Затем шел «Доклад института», а в пятом разделе было помечено «Чрезвычайный совет: отставка Джона Роберта Энскомба, секретаря».
Шестой раздел заставил Кэмпиона сосредоточиться. У него поднялись брови, когда он прочел написанные каллиграфическим почерком строки. «Возможное приобретение от правительства Франции, — гласила короткая запись — «Пряный остров Малагуама. 950000000 франков».
Узнав об этом удивительном проекте, он дочитал страницу до конца и машинально перевернул ее, не подготовленный ни к каким дальнейшим объявлениям, но тут ему попалось на глаза написанное тем же детским почерком новое сообщение Мастеров Бридж.
«Главное дело на вечер», — прочитал он и увидел под строкой большой, небрежно нарисованный красными чернилами круг, а внутри него, все ту же, преследующую его цифру пятнадцать.
Под ней были еще две записи, по всей вероятности, относящиеся к какой-то традиционной заключительной церемонии: 1) Клятва, 2) Тайный тост, 3) «Да погибнут все, действующие нам во вред».
Он расправил лист бумаги, положил его на прежнее место и отошел. У него тряслись колени. Он ясно ощутил, что все собрано здесь, у него под рукой, а он не способен это понять. Вторая половина талисмана оставалась для него недосягаемой. Она скрывалась ужасающей тьме его сознания.
Хатч по-прежнему неподвижно стоял сбоку. Кэмпион мог почувствовать, что тот обеспокоен, смущен своей ролью в штурме этих священных твердынь.
Кэмпион огляделся в темноте.
— Здесь, конечно, есть и другие залы?
— В сущности, один-единственный, где могут собираться люди, сэр. Остальные лишь пещеры. Они находятся направо отсюда, у Корыта.
