имеет значения. Более того, это принадлежит иному миру. Важно только время. Так или иначе он должен вырваться отсюда и немедленно добраться до Бридж.
Его по-прежнему мучила обычная мысль, пришедшая в голову еще в поезде. Вполне вероятно, что он не успеет до вечера. Еще более вероятно, что грузовики уже тронулись в путь и развозят свой груз по стране. Ведь Англия невелика. Понадобится совсем немного времени, чтобы разбрызгать этот яд по ее нежному миниатюрному телу.
Он перестал беспокоиться и думать о тайной операции. Подлинные факты вражеской атаки по- прежнему были ему недоступны. Он так и не смог опознать Врага — тот успел от него ускользнуть.
Ему было известно только происходившее у него прямо под носом: грузовики, время объявления о займе по Протоколу Пятнадцать, работа Института и ящики с вином в Лошади.
Он должен вырваться. О, Боже, дорогой Боже, он должен выбраться отсюда! Он был весь в поту от напряжения, когда они явились за ним. Он не заметил среди них старшего полицейского в штатском, которому он подбил глаз. Другой, отвратительный усатый тип грубо толкнул его, предоставив действовать дальше старому надзирателю и здоровенному молодому констеблю, которому обычно не полагалось их сопровождать.
Кэмпион шел спокойно, покорно. Он был сосредоточен и чувствовал, они обязаны обратить внимание — он весь трясется и сжимает кулаки, чтобы унять дрожь. Они держались корректно, однако явно нервничали, и он догадался — они подозревают, что он маньяк. Почему бы и нет? Бог ты мой, ну и ситуация! Когда нанесут первый удар, Враг победит и в маленькое, зеленое сердце страны вонзится нож, он будет сидеть в больнице в смирительной рубашке со льдом на голове.
Он почтительно обратился к дежурному сержанту. Тот был непроходимо глуп. Кэмпион увидел большую квадратную голову, необычно серое лицо, кивнувшее ему из-за высокого стола, и панически испугался. Он предугадал и мысленно услышал хамские шутки и грозные предостережения, еще не вырвавшиеся из большого рта под опущенными книзу усами. Да, все было готово. Вот дежурная книга с протоколом заседания, а вот и само обвинение.
— Подождите, — сказал он и с болью обнаружил, что у него изменился голос. Он казался каким-то сдавленным и истеричным.
— Свяжитесь с леди Амандой Фиттон в доме директора Института Бридж.
Он понял, что они удивились. Их привлекло не имя, названный адрес. Помолчав минуту, он быстро добавил:
— Обратитесь также в Йо в Скотланд-Ярд. Разыщите его, скажите ему, что я здесь.
В ответ на его слова они рассмеялись. Их широкие ухмылки слились в одну, все лица сделались похожими на огромную дурацкую рожу, вроде комической маски на потолке театра.
— Все в свое время, приятель, — ответил дежурный сержант. — Вы сможете встретиться с самой королевой, если не будете торопиться. А сейчас подождите минуту, и, если вы не возражаете, я прочту обвинение. Мы не собираемся делать ничего незаконного.
Огромные часы, похожие на чайный поднос, подмигнули ему из-за плеча сержанта. Час дня. Времени уже ни на что не осталось. Он должен бежать к Лошади и успеть за полчаса. Пока он смотрел на часы, их большая стрелка сдвинулась.
— Пошлите за Хатчем, — умоляюще проговорил Кэмпион. Хатч по крайней мере был толковым. Наверное, подозрительным и сердитым, но мозги у него все же работали неплохо. Он должен понять, что в этой страшной ситуации нужно действовать безотлагательно.
— Ну и ну, — искренне возмутился дежурный сержант. — У Суперинтенданта Хатча и без вас дел хватает. Если он захочет с вами увидеться, то сам и придет. А теперь, Алберт Кэмпион, Вы обвиняетесь в злоумышленном распространении поддельных банкнот достоинством в один фунт в кассе на железнодорожной станции в…
Кэмпион больше ничего не слышал. Он застыл, оглохший и ослепший. В нем заклокотала ярость от их бездарности и неумелости. Она покатилась мощно и неотвратимо, как лавина, сметая на своем пути все преграды разума и контроля. Господи, они даже не смогли осудить его за то, что он действительно совершил. Они решили держать его в своем гнусном полицейском участке из-за ерундовой ошибки или придуманного обвинения, а время между тем стремительно уходит. Дверь за ним была открыта, и он отважился на роковой шаг.
Когда он вспрыгнул на освещенный прямоугольник, на него набросился человек в штатском. Кэмпион сбил его с ног и отшвырнул на середину комнаты. Надзиратель закричал, а молодой констебль поднял громадный кулак, и на его лице медленно проступила глупо-удивленная улыбка. Кэмпиона ударили по шее. От силы удара он свалился плашмя и растянулся у стола рядом со скамьями, кругом окаймлявшими комнату. Он с грохотом ударился левым виском о круглый выступ отполированного дерева, и по всему зданию разнесся треск. Он потерял сознание и лежал неподвижно.
Алберт Кэмпион очнулся в камере. Он сразу понял, где он находится, сел на жесткую койку и мрачно усмехнулся. Где-то в городе пробило два часа дня, и он поднял брови. По всем его расчетам, он ввязался в драку на набережной около шести часов вечера. Сейчас было еще совсем светло и, если он пролежал без сознания двадцать часов, то, должно быть, его хорошенько отдубасили. Как это все удивительно, когда провинциальная полиция арестовывает его, запирает в камеру и оставляет там подыхать, выясняя тем временем, кто же он на самом деле? Значит, этим ублюдкам на редкость не везет, и если он им попался, то где же Оутс?
Впервые его охватило отчаяние. Оутс, конечно, был вместе с ним. Он вспомнил, как поразился и ощутил досаду, когда рядом с ним возникла неуклюжая фигура, совершенно неузнаваемая в грязном фланелевом костюме и потертом пальто, незаметно выскользнувшая из писчебумажной лавки Лагга. Бедный старик Оутс. Крепко же его отделали. Его надо было вывести из строя, но все равно Кэмпиону стало не по себе, когда он увидел, как Оутс потерял самообладание и охрипшим голосом пробормотал: «Я писал вам прошлым вечером, но не мог больше выдержать. Я просто был не в состоянии спокойно сидеть и ждать, и я пошел к вам. Ради Бога, Кэмпион, у вас есть план?»
— Да, — ответил он, — есть. — И они отправились вместе. Такую драку трудно забыть. Кэмпион осторожно ощупал голову. Оно было там, мерзкое, губчатое пятно, черт бы его побрал. Банда состояла из пяти или шести человек, все профессионалы с дубинками, и это еще благо. Приди они с бритвами, его оглушил бы режущий уши квинтет. А тогда на соседней улице какой-то одураченный любитель просто играл на губной гармошке.
В любом случае это уж точно не прогулка под цветущими яблонями. Как он и полагал, бандитов привлекли деньги. Он их узнал. Теперь он мысленно перечислил их. Там были «Лили», старший Уивер, Уильям, Джон Глассхауз и прочие.
Кто же еще? Сейчас он не мог их припомнить. Думать ему было еще трудновато. Он чувствовал страшную усталость и некоторую, да, именно так, скованность. Ну и дичь! Он забыл обо всем, что тогда пережил, его эмоциональный опыт как-то улетучился, и он твердо знал, только что его ударили по голове. Ему захотелось прочесть газету, он уже семнадцать часов не видел никаких новостей с фронта. Можно было ожидать самого худшего. А ведь это непосредственно его касается. Ход событий вполне способен внезапно измениться, хаос мог поглотить остатки цивилизованного мира, пока он сидел здесь.
Он тихо усмехнулся. Что ж, он понемногу становится таким же неврастеником, как бедный старый Оутс. Немудрено, если столько поставлено на карту. Правда, в запасе еще много времени. До осуществления Протокола Пятнадцать все будет спокойно, а это случится через несколько дней.
Часы пробили четверть. Их звук привел его в восторг. В некоторых старинных городках у часов был особый бой. Да и городки эти по-своему обаятельны и колоритны, стоит лишь забыть о календарях, открытках, разукрашенных жестянках для печенья, обо всех этих досадных банальностях. Бридж был чарующим местом. Увиденный впервые, он просто потрясал. В нем жила Аманда, и через месяц они должны были пожениться. Дорогая девочка, Аманда. Такая юная. Слишком молодая для него? Порой он этого очень боялся. Его красиво очерченные тонкие губы исказились горькой гримасой. С годами люди, как правило, становятся жестокими эгоистами, а ему придется о ней заботиться. Ему было отвратительно лишать ее свободы, так или иначе подавлять ее.
Его пронзила резкая боль, физически ощутимая и одновременно вызвавшая приступ стыда и раскаяния. Он мысленным взором увидел Аманду, словно она стояла рядом с ним. Она недоуменно
