участка. Среди бойцов появились убитые и раненые, особенно пострадали те, кого обстрел застал на открытой местности. В ротах вышло из строя несколько пулеметов, противотанковых ружей, у связистов разбило радиостанцию.
Кончилась артподготовка массированным залпом гаубиц и тяжелых минометов. В наступившей тишине теперь все отчетливее слышался гул двигателей.
— Пора и мне к людям, — обернулся ко мне Кулябин. — Буду у пулеметчиков.
Николай Афанасьевич решительно шагнул к ходу сообщения.
Я кивнул автоматчикам, и те заспешили вслед за Кулябиным.
Поднес к глазам бинокль. Оптика резко сократила расстояние. Лесные Халупы перестали казаться общим нагромождением построек. В объективе резко обозначились строения. Многие дома — с островерхими черепичными крышами. Рядом с крытыми соломой хатами и сараями в черных потеках они казались красавцами. Переместил объективы ближе, надеясь увидеть танки. Но их пока не было. Шла одна пехота. Это меня несколько удивило. Вновь перевел взгляд на восточную окраину населенного пункта и тут увидел, как из-за сарая, где дорога делала крутой поворот, выползает самоходка. Почти следом показался тупой ствол второго орудия. 'Вот оно что, — мелькнуло в голове. — Значит, самоходки. — И тут же подумалось: — Хрен редьки не слаще. Если немцы заранее подготовили для них позиции, они покажут нам, где раки зимуют'.
Мое опасение оправдалось. 'Фердинанды' заняли огневые позиции и открыли огонь по нашему переднему краю. Снаряды разворачивали пулеметные площадки, ячейки для стрельбы, сносили земляные брустверы. Посмотрел на лейтенанта Пономарева — вряд ли минометчики могли чем-либо помочь. Но тут вмешалась наша полковая артиллерийская батарея, успевшая занять позиции на левом берегу Вислы. Снаряды шумно пронеслись над нами и начали рваться перед самыми самоходками. Пушкари вели огонь на предельной дальности, поэтому особого урона пока наши орудия врагу не приносили. Когда же снаряд попал в одну из самоходок и взрывом собственного боезапаса ее разнесло, 'фердинанды' на время прекратили огонь.
Тем временем фашистская пехота все ближе и ближе подходила, к нашему переднему краю. На этот раз немцы явно нацелились на центр нашей обороны. Стянули сюда автоматчиков и пулеметные' расчеты. Я старался разобраться в замысле противника. Пришла догадка. На стыке рот небольшая высотка с пологими скатами. Высотка господствует над окружающей местностью. С нее хорошо простреливается большая часть обороны батальона. Овладеть ею значит не только рассечь роты, но и получить возможность контролировать наши тылы. Стало ясно — немцы окончательно разобрались в обстановке. Недаром целят именно сюда. Соединившись с Чугуновым, предупредил его.
— Принял уже меры, товарищ капитан. Фрицам высоты не видать.
— Какие меры?
— Со стороны немцев высотка языком спускается в лощину. Они, видимо, хотят, отвлекая нас на флангах, подобраться по этому овражку. Мы же, сосредоточив огонь на флангах, загоним сюда, по возможности, их всех. Заставим выйти на язык — тут и встретим. С правой стороны ротные пулеметчики, с левой — станкачи.
План был прост и, на мой взгляд, обеспечивал выполнение боевой задачи. Я пообещал Чугунову помочь минометным огнем, лейтенант Пономарев успел произвести пристрелку. Но, как нередко бывает в бою, обстановка неожиданно резко изменилась. От высоты, расположенной северо-восточнее Лесных Халуп и помеченной на картах и схемах 131,4, поддерживаемые двумя танками, появились фашистские автоматчики. Враг начал обтекать правый фланг роты Ковалева. 'Не растеряется ли Иван Архипович? — мелькнула мысль. — Еще начнет снимать с левого фланга силы. Фашисты только этого и ждут'. Попросил связиста соединить меня с ним. Трубку взял командир взвода.
— Где командир роты?
— В траншее.
— Ясно. Передай ему: левый фланг не оголять. Мы сейчас поможем огоньком. И пусть не мечется тараканом по обороне — наблюдал в бинокль.
В трубке что-то затрещало и стало тихо. Напрасно я продолжал звать: 'Алло, алло…' Телефонисты, подхватив запасные аппарат и катушку, побежали на линию.
Я обратился к Пономареву:
— Сможешь накрыть фрицев?
— Конечно, смогу.
— Тогда давай, действуй!
— По пехоте… заряд… беглым — огонь!
— Ты что, сразу на поражение?
Пономарев удивленно посмотрел на меня.
— Василий Дмитриевич, да я войну начал с минометной роты. Кое-какие азы постиг, хотя и немного командовал.
Еле заметная улыбка тронула его обветренные губы. Командир минометной роты с уверенностью в голосе произнес:
— Доворот небольшой, накрою.
— Ну-ну, смотри.
Почти одновременно мы вскинули к глазам бинокли. Залп растворился в грохоте боя, однако разрывы были видны отчетливо. Серия мин легла между первой и второй волнами гитлеровцев. Пономарев внес поправки. Второй залп точно накрыл набежавшую фашистскую цепь…
— Вот, стервецы, дают! — не удержался капитан Пресняков. — Молодчаги! Снайперы они у тебя, Пономарев!
— Стараемся! — скромничал Василий Дмитриевич, продолжая корректировать огонь. Немцы бросились вперед, стараясь выйти из-под минометного обстрела, но вновь попали под шквал разрывов.
— Так их, так! — не выдержал кто-то из наблюдателей.
Словно услышав это восклицание, по противнику ударили ротные пулеметы и автоматы разведчиков. Передняя волна наступающих не выдержала и залегла метрах в ста пятидесяти от изгибов нашей траншеи. Вторая сделала то же. Пулеметчики, стрелки, снайперы теперь били уползавших под защиту брони 'фердинандов' немецких пехотинцев.
Увлекшись правым флангом, я на какое-то время выпустил из виду события, происходящие в центре. Немецкая пехота, как и обещал Чугунов, оказалась под перекрестным огнем станковых и ручных пулеметов. Но, неся потери, фашисты упорно лезли вперед. Они настолько были уверены в своем успехе, что даже, когда их осталось не больше взвода, бросились на штурм высотки. Тут-то и поставило окончательный крест на их замысле рассечь нашу оборону отделение сержанта Заточного, закрепившееся на высотке. Бойцы встретили врага плотным огнем.
Не успели стихнуть выстрелы этой атаки, как противник открыл по обороне батальона новый мощный артиллерийский огонь. Прилетели 'юнкерсы', и мы приняли на себя сильнейший бомбовый удар. Затем немцы вновь пошли в атаку. И так на протяжении дня: артналеты сменялись ударами авиации, бомбовые удары — атаками, и опять все сначала. Кипела вода в кожухах 'максимов', раскалились автоматные стволы.
— Держаться!
В каких только вариантах не довелось услышать этот призыв в первый день захвата плацдарма. 'Стоять!' — повторяли стрелки, пулеметчики, петеэровцы. 'Ни шагу назад!' — приказывали командиры. 'За Вислой нам земли нет!' — призывали коммунисты. Все, от солдата до командира, жили одним выстоять, выдержать.
В полдень к реке вышел артдивизион майора Валентина Березы. Я хорошо знал майора. Это был храбрый, до глубины сердца влюбленный в артиллерию, неунывающего характера человек.
Под стать Валентину Петровичу были командиры батарей Иван Макаренко, Иван Киселев, Иван Болденко. Три Ивана. О них ходили в полку, да и в дивизии, разные истории со счастливыми концами. Какой-то шутник однажды выразился: 'Раз Иваны пришли, фрицам делать нечего'. Шутка возьми да и приживись, обрастая разными былями и небылицами из их фронтовой жизни. Они же, эти скромные ребята, в ответ на расспросы лишь отвечали улыбаясь: 'На Иванах да на Петрах вся Россия держится, а мы — из них'. Словом, широкой дорогой шла слава об их мастерстве, дерзости, решительности в критической
