мобилизовали в армию, жить в Сталинграде стало трудно, и она решила переехать в какой-нибудь небольшой городок. По совету знакомых избрала Дубовку. Но не знает, как устроиться с жильем. Сердобольные попутчицы наперебой стали приглашать блондинку поселиться у них: места, мол, хватит, поскольку все они живут в собственных домах. Поэтому я не удивился, когда неделю назад увидел блондинку в нашей полковой хлебопекарне. Меня насторожило другое. Начальник хлебопекарни сказал, что она эвакуирована из Гомеля… — Трушин выразительно посмотрел на меня. Помнишь, в разговоре с попутчицами она иначе объясняла свой переезд в Дубовку?.. Вот об этих своих подозрениях я и доложил комиссару батальона. Он обещал проверить, а тут полк внезапно снялся с места…
Младший лейтенант замолчал. Заинтригованный его сообщением, я спросил:
— Какая же связь между твоим рассказом и предположением о скором налете немцев?
— Самая непосредственная! — оживился Трушин. — Когда полк выступил из лагеря, я при каждом удобном случае стал крутиться возле хлебопекарни. В прошедшую ночь я видел, как она возвращалась от реки с чемоданчиком, волосы мокрые, вроде бы купалась…
— А может, действительно ходила помыться, ведь жара невозможная.
— А если у нее передатчик? — перейдя на шепот, спросил Трушин. — Разве трудно сообщить координаты дневки и время выступления? Ведь фашистские бомбардировщики прилетают, когда полк выстраивается в колонну. Словно немцы заранее знают, когда мы выступаем. Теперь посудите сами: если через два часа нас будут бомбить, значит, мои подозрения справедливы.
Я был ошеломлен. На первый взгляд все казалось нелепым. Однако совпадение времени прилета самолетов и начала движения полка настораживало. Преодолев опасение вызвать насмешки, предлагаю Трушину немедленно пойти к командиру полка.
Майора Янина мы нашли в небольшой армейской палатке, замаскированной в прибрежном кустарнике. Выслушав, он посовещался с незнакомым мне высоким сухопарым старшим лейтенантом и принял неожиданное решение: задержать выступление полка из района дневки на час.
— Если самолеты прилетят, — сказал он старшему лейтенанту, действуйте по своему плану.
Старший лейтенант оставил Трушина при себе, а я выехал в подразделения передать приказ командира полка тщательно замаскироваться.
Нетерпеливо поглядываю на часы, на безоблачное небо. Наконец часовая стрелка перевалила цифру '6', а в небе ни одного самолета. Со стыдом думаю, что, кажется, помог Трушину ввести в заблуждение командира полка. 'Тоже мне, пинкертоны!' — мысленно ругаю себя за доверчивость. И вдруг напряженный слух уловил далекий гул самолетов. Неужели летят? Машинально гляжу на циферблат: 18 часов 25 минут! Гул нарастает, и в белесом небе все четче вырисовываются силуэты самолетов. Как и вчера, в нижнем ярусе идут бомбардировщики, только на этот раз их четыре. А над ними, словно юркие голуби, три быстроходных истребителя…
Замаскировав полуторку, с опаской посматриваю на бомбардировщики. Они медленно проплывают вдоль дороги, словно коршуны, высматривая добычу. Однако бомбы почему-то не сбрасывают. 'Не видят походной колонны! мелькает догадка. — Ищут ее. Ищите, ищите, сволочи!' — злорадствую я.
Самолеты улетают на юг, возвращаются обратно. Не обнаружив колонну, сбрасывают бомбы на дорогу и наносят урон только овечьей отаре.
А полковая хлебопекарня к этому времени была оцеплена дежурной ротой. Когда я приехал туда, все работники хлебопекарни стояли в шеренге. Среди женщин сразу узнаю белокурую красавицу. Она спокойна, в руках небольшой узелок.
Трушин, увидев меня, прошептал:
— Она…
— Здесь присутствуют все работники пекарни? — спросил майор Янин растерявшегося начальника пекарни.
— Так точно, товарищ майор!
— Все взяли свои личные вещи?
— Так точно, все!
— Дайте список личного состава.
Командир полка молча передал список сухопарому старшему лейтенанту. Тот начал зачитывать фамилия и, услышав ответное 'я', внимательно смотрит на откликнувшегося. Наконец список проверен, а блондинка еще не отзывалась.
— Разве здесь присутствуют, посторонние? — спросил командир полка.
— Виноват, товарищ майор! — Голос начальника хлебопекарни дрогнул. — В Дубовке попросилась с нами эвакуированная из Гомеля жена капитана Красной Армии. Я не успел доложить вам, чтобы оформить приказом…
— Я же запретил вам принимать на работу! — вспыхнул Янин.
— Виноват, товарищ майор, думал помочь жене командира…
Осмотрев личные вещи, сухопарый старший лейтенант спросил:
— Это все личные вещи?
— Все, все, — подтверждают работники пекарни.
Старший лейтенант смотрит на командира дежурной роты, по сигналу которого два бойца выносят фанерный ящик и небольшой обшарпанный чемоданчик, обитый черным дерматином.
— А это чьи?
— Ой, батюшки, мой! — кричит плотная молодка, показывая на фанерный ящик. — Хотела посылочку матери послать, да не успела.
— Что в ящике?
— Сахарку, соли и мыльца — всего понемногу, — не задумываясь, отвечает женщина.
По знаку старшего лейтенанта боец отрывает штыком крышку ящика и вытаскивает из него перечисленные женщиной предметы, разложенные в белые наволочки.
— А кому принадлежит этот чемоданчик?
Вопрос старшего лейтенанта остается без ответа. Молчание затягивается. Женщины переглядываются. Блондинка безразлично смотрит на старшего лейтенанта.
— Виктория Петровна! — раздается вдруг голос начальника пекарни, в котором слышится удивление. — Ведь это же ваш чемоданчик! Вы сказали, что в нем все имущество, которое успели захватить из Гомеля…
— Вы ошибаетесь, товарищ лейтенант, — невозмутимо отвечает блондинка, — у меня никогда не было такого потрепанного чемодана, место которому на свалке.
Начальник пекарни растерялся. Командир дежурной роты передает чемоданчик старшему лейтенанту и помогает открыть его. Все с удивлением рассматривают вмонтированную в чемоданчик аппаратуру, поверх которой лежат наушники.
— Рация! — не выдержал кто-то из командиров.
— Что же это, товарищи? — Начальник пекарни с трясущимися губами медленно идет к раскрытому чемоданчику и с ужасом разглядывает его. — Как же это, братцы?..
Старший лейтенант быстро подходит к белокурой женщине и молча показывает, куда идти. Устремив перед собой неподвижный, невидящий взгляд, она нетвердо шагает впереди старшего лейтенанта.
Отобрав у начальника пекарни револьвер, Янин приказывает взять его под стражу. Увидев сияющего Трушина, командир полка поманил его к себе:
— Молодчина, товарищ младший лейтенант! От лица службы объявляю вам благодарность!
— Служу Советскому Союзу!
Больше фашистские самолеты не тревожили полк. Вскоре он благополучно разместился в лагерях. Сразу же возобновилась учеба. Бойцы занимаются с какой-то яростной одержимостью. С каждым днем растет их огневое мастерство.
Наш комбат регулярно проводит соревнования командиров в стрельбе из личного оружия. И когда кто-нибудь неудачно выполнит упражнение, Темнов насмешливо укоряет:
— Да разве можно такого командира на фронт посылать?
День, как правило, начинается с политинформации, которую проводит политрук Захаров. Все жадно интересуются событиями на фронте, особенно в Сталинграде, где фашистам удалось прорваться к Волге,
