– Стало быть, пора увидеть этот «Будь здоров!», далее действовать по обстановке, – подвел итог «военного совета» Феоктистов.
Двое крепких ребят в спортивных костюмах беззаботно курили, о чем-то неторопливо беседуя.
– Откуда такая оптика? – поинтересовался Валерий, не отрывая глаз от бинокля.
– Трофейный, – ответила Лена.
Оптика была что надо. Призменный шестиугольный бинокль был шестикратного увеличения, вид имел компактный, и по весу был намного легче армейского полевого бинокля. Обрезиненный корпус надежно защищал оптику от ударов и повреждений.
– Байдарочники, – произнес Валерий, передавая бинокль Лене. – Никаких признаков террористической опасности.
Лена и Феоктистов наблюдали территорию бывшей турбазы НИИ «Точприбор» уже более часа. Они выбрали очень удобную наблюдательную позицию на противоположном от «будьздорова» берегу Истринского водохранилища. Место было глухое, берег илистым – лучшее место для наблюдателя трудно было даже вообразить. По территории турбазы передвигались спортивного вида мужики, и не более того. Оружия, боеприпасов, вообще чего-либо боевого не наблюдалось. Не наблюдалось также женщин, детей и собак. Последнее и насторожило Ротмистра.
– Одинокие спортсмены-любители. Всем примерно тридцать лет, ни одного пенсионера... Кто они? – спросил Феоктистов Лену.
– Обрати внимание, – в свою очередь заметила женщина, – совершенно непонятно, каким видом спорта они занимаются. У воды не видно сушащихся весел, лодок.
– Мы видим только часть территории, – покачал головой Валерий. – Эти ребята – кавказцы?
– Не сказала бы. Но и на русских не сильно похожи. Точнее, больше похожи на русских. Похожи, но не более.
Некоторое время Ротмистр и Лена сидели молча. Нет, не байдарочники оккупировали точприборный «будьздоров».
– Пора бы и послушать их, – нарушила молчание Лена, достав из своей спортивной сумки небольшой прямоугольный прибор с наушниками. – Вот только придется подождать темноты, – вздохнула она.
Ротмистр посмотрел на часы. Ждать им еще надо было не менее двух-трех часов.
«Завтра придется опоздать на построение и утренний инструктаж, – мысленно сказал себе Феоктистов. – Пожалуй, впервые за пятнадцать с лишним лет службы в „Альфе“.»
Гелий Арнольдович Дранковский
(сокращенно ГАД)
В просторной комнате для приемов закордонной резиденции господина Дранковского сидели четверо. Сам Гелий Арнольдович, начальник службы безопасности Энвер (в прошлом офицер военной контрразведки в одном из южных военных округов), немолодой мужчина с мягкими приятными чертами лица, именуемый Никитой Илларионовичем, и представительный господин со смуглым лицом и аккуратно подстриженной русой бородой.
– Итак, господин Дранковский, я внимательно слушаю вас, – произнес бородатый господин.
Говорил он по-английски, без акцента, и, если бы не его южная внешность, вполне мог считаться добропорядочным лондонцем или жителем Нью-Йорка.
– В мои ближайшие планы входит установление полного контроля над наркотическим рынком в России. Для начала мы устраним несговорчивых конкурентов. Кого руками спецслужб, кого... Нам особенно надоели цыгане, надоели кавказские беспредельщики. Или они будут работать на нас, имея свой скромный стабильный доход, или... Организуем им небольшой геноцидик. Спровоцируем националистически настроенную русскую молодежь, и проблема «цыганской мафии» исчезнет в течение одного вечера.
Геноцидик, холокостик... О том, что за этими словечками стоят миллионы его замученных соплеменников, Дранковский сейчас и не вспоминал.
– Акция, которая произойдет ровно через два дня, – Дранковский кивнул на старинные часы, показывающие двенадцать ноль-ноль, – позволит мне получить в неограниченное пользование и российское МВД, и контрразведку... Сомневаетесь в этом, господин Робертсон?
Бородач с английской фамилией и тюрко-азиатской внешностью ответил не сразу.
– Не переоцениваете ли вы, Гелий, свои возможности? – произнес он, подобрав нужные слова.
– Я иду на риск, – ответил Дранковский. – На риск оправданный и просчитанный.
– Люблю рисковых людей, – улыбнулся в бороду Робертсон. – Продолжайте.
– Вы получите «зеленую улицу» для действий в России. Мои люди станут вашими людьми. Прибыль будет просто фантастическая. Более того, я сумею наладить наркотрафик через... – Дранковский назвал одну из бывших союзных республик Средней Азии. – Там ведь скоро выборы. Разумеется, вскроются чудовищные нарушения и фальсификации, народ выйдет на улицы и сметет нынешний режим.
– Конечно, все будет происходит стихийно? – спросил бородач.
– Народный гнев всегда стихиен... Президент этой бывшей азиатской окраины излишне рьяно взялся за местных наркобаронов. Тот, кто сменит его, обеспечит неприкосновенность наркотрафика. Прибыль опять же пойдет к нам, господин Робертсон. Но это станет возможным только после того, как я вернусь в Россию.
– Политика – зачастую не менее выгодный бизнес, чем... другой бизнес, – проговорил Робертсон, избежав слова «наркотики». Он был предельно политкорректен.
– Нас ведь с вами, господин Робертсон, интересует не только наркотрафик, рынок сбыта, но и... территория государства, которое недавно было таким страшным и могучим, – продолжил Дранковский. – Оно распалось, но никак не может найти себя в изменившемся высокотехнологичном мире, опередившем его на несколько десятилетий. Как умный человек, я понимаю, что у столь отсталого территориального образования выбора нет. Оно должно быть поделено на несколько управляемых извне производственно- сырьевых колоний... Одним словом, господин Робертсон, вы хозяин, я управляющий.
– О, Гелий, – позволил себе широко улыбнуться, обнажив фарфоровые зубы, Робертсон, – я всегда ценил вашу смелость, умение глядеть вперед и... чувство юмора!
Он по-прежнему оставался политкорретным и старался не забегать вперед.
– Я обещаю вам, Гелий, свою поддержку. Вы знаете, что я и моя организация имеем влияние на целый ряд СМИ, которые в ДНИ АКЦИИ будут поддерживать вашу линию. Негласно поддержим и другие ваши начинания. Считайте, что моя организация и мое государство дает вам... По-русски это говорится – даем вам «добро»!
Последнюю фразу господин Робертсон произнес почти на чистом русском языке. Впрочем, так же чисто он мог изъясняться на турецком, фарси, фарси-кобули и пушту. На польском, венгерском и чеченском господин Робертсон разговаривал несколько хуже.
– Попадись мне этот Робертсон лет пятнадцать назад, я бы сейчас был как минимум генерал- полковником, – усмехнулся бывший особист Энвер, когда бородатый господин покинул резиденцию Дранковского.
Этим самым выпускник контрразведывательного факультета высшей школы КГБ лишний раз подчеркнул принадлежность Робертсона к одной из спецслужб, которым Энвер противостоял с начала восьмидесятых. Впрочем, теперь Энвер отрекся от комитетского прошлого и верно служил господину Дранковскому, а точнее, его капиталу.
– Бодливой корове всевышний рогов не дал, – скривил губы в усмешке Гелий Арнольдович, напомнив Энверу о дне сегодняшнем. – Ты свободен, Энвер.
Начальник службы безопасности покинул комнату приемов, и Дранковский остался наедине с Никитой Илларионовичем, человеком приятной славянской внешности.
– Теперь вы стали почти неуязвимым, – начал разговор Никита Илларионович, верно угадав его тему.
– Вот именно – почти.
Гелий Арнольдович с некоторой укоризной взглянул на собеседника.
– Хранительница осталась жива, а вот Хозяин этих амулетов-оберегов должен быть мертв, – пояснил Никита Илларионович. – Иначе в переломный момент защитная сила амулетов может отказать.
– Хозяином является некий майор-десантник, – поморщившись, проявил осведомленность
