– Нет, совсем даже не игрушка. – Ландскнехт перестал улыбаться, отложил в сторону «вещь». – Продолжим?
– Сейчас, только в туалет схожу, – произнесла Глория. – И пусть твои уроды за мной не следят.
– Теперь никто не будет за тобой следить, – ответил Ландскнехт, отпивая пиво из железной банки. Все то же неизменное «Балтика № 9».
Игорь сдержал слово. Глорию до туалета никто не провожал. Правда, это не означало, что какой-нибудь ублюдок со стриженым затылком не наблюдает за ней своими тусклыми глазками через скрытую камеру видеослежения. О, как это гадко – наблюдать за красавицей в туалете! Впрочем, за не красавицей тоже...
Закончив свои дела и спустив воду, Глория взялась за ручку двери, но с удивлением обнаружила, что заперта. Рванула сильнее, но дверь не поддавалась. Кто мог это сделать? Никаких шагов она не слышала. С силой красавица ударила по двери ножкой.
– Эй, там! Кретины! Откройте сейчас же! – громко произнесла она.
– А волшебное слово? – басовито спросил голос, несмотря на искажение, явно принадлежащий Ландскнехту.
– Игорь, это ты? Что за шутки? – Глория еле сдерживала слезы. Так с ней «шутили» впервые.
– Волшебное слово! – голос из-под двери был неумолим.
– Игорь... Ну, пожалуйста!
И дверь на самом деле открылась...
А Игорь по-прежнему находился в спальне. Лежал на кровати, накрытый одеялом, и по-прежнему нажимал какие-то кнопки на своей «интересной вещице».
– Игорь, что это значит? – резким тоном поинтересовалась Глория.
– А вот посмотри, – он развернул к женщине свою «вещь».
– Я ничего не понимаю! – капризно дернула плечами красавица.
– С помощью этого микропульта и экранчика я контролирую всю жизнь замка... Между прочим, в сортире я могу не только закрыть, но и замочить! Впрочем, это привилегия более высоких лиц. – Ландскнехт рассмеялся.
– Выходит, весь замок в твоих руках? – спросила Глория.
– Все входы, выходы, двери... Их я могу закрывать и открывать по своему желанию. Людей, к сожалению, контролировать пока не могу, но разработчики обещали над этим подумать. Это вообще лишь пробный экземпляр. Как видишь, неплохо работает.
– В нем есть и радиомикрофон?
– Соединенный с некоторыми помещениями... Тебе не кажется, что наш перерыв слишком затянулся?
– Кажется, – кивнула Глория, отхлебнув пива из банки Игоря. – О, как ты пьешь такую гадость? – поморщилась она и, откинув одеяло, серебристой рыбкой скользнула в объятия Ландскнехта.
Надя сидела в полутьме, подбрасывая на ладони резиновый мячик, ставший для них с Василием роковым. Поначалу Цыган отобрал его у девушки, но потом, когда ее втолкнули в подземную темницу, швырнул ей мячик через решетку:
– Поиграйся, девочка... Перед казнью.
Кажется, он был очень доволен и своим юмором, и своим великодушием. С чем и удалился, оставив Надю наедине с собственными невеселыми мыслями.
Все так сложилось из-за нее! Как она могла промахнуться, ну почему у нее так все складывается?! Ведь тогда на мировом первенстве решающее очко команда тоже проиграла из-за нее. Николай Николаевич, тренер сборной, прав. Не из того места растут у Надежды руки. Мало он тогда материл ее, а она еще почему-то обиделась... Кругом было темно, пусто. Надя отложила в сторону мячик, уткнула голову в колени и заплакала. Она могла сейчас дать волю чувствам, ведь ее никто не видит и не слышит. И тут послышался шорох, затем лязг... Надя подняла голову и увидела, что решетчатая тяжелая дверь ее темницы открылась. На пороге тем не менее никого не было. Кажется, дверь открылась сама собой. Надя перестала плакать, сидела неподвижно, в ожидании глядя на решетку. Тем временем дверь мягко затворилась, вновь лязгнул замок. Казалось, ее открывал и закрывал кто-то невидимый. Надежда вытерла глаза и щеки – плакать уже не хотелось. Может, ей померещилось? И вновь стала Надя вспоминать свою недлинную, но насыщенную событиями жизнь. Ничего другого в данную минуту ей не оставалось.
В школьные годы учителя и одноклассники воспринимали Надю Анохину как девочку из интеллигентной, высокообразованной семьи. Она всегда была аккуратно, со вкусом одета, держалась с чувством собственного достоинства и училась без троек. Между тем Надин папа работал автомехаником в гараже, а мама приемщицей в фотостудии. Надя была их поздней, единственной и желанной дочкой. Родители, будучи людьми в годах, имели весьма скромные интересы. Они любили смотреть по телевизору сериалы и фигурное катание, а по выходным выбираться на природу, например за грибами. Дочери, названной столь символическим именем Надежда, они стремились дать все то, чего по различным причинам не получили сами. Еще с детского сада девочку убеждали, что она обязательно поступит в университет и выучит несколько иностранных языков. Потом Надю отдали в музыкальную школу, на последние деньги купили подержанное пианино. Секции фигурного катания в их районе не было, зато в школе была секция волейбола. Несмотря на небольшой рост, Надя быстро добилась на спортивной площадке немалых успехов. Так и текла ее молодая жизнь: из школы на волейбольную площадку, с площадки – за фортепиано, после фортепиано – курсы иностранного языка... В восьмом классе Надя вошла в подростковую сборную, а через два года во взрослый состав сборной страны. На нее положил глаз сам Николай Николаевич Гонтарь, знаменитый тренер. Знаменит он был тем, что отпускал редкие по забористости матерные ругательства и что его воспитанницы (а тренировал Гонтарь исключительно девушек) не проиграли ни одного мирового чемпионата. Говоря по совести, для волейбола Надя Анохина ростом не вышла – ну что такое метр шестьдесят восемь? Однако Надя была девушкой подвижной и быстрой, потому идеально вписалась в роль защитницы. Тренировки стали постоянными, каждодневными. Плюс сборы. Тем не менее Надя сумела окончить школу, а между двумя чемпионатами поступила в институт иностранных языков. Она уверенно чувствовала себя и на волейбольной площадке, и перед экзаменационной комиссией. Но вот в обыденной, простой жизни... У нее не было ни близкой подруги, ни серьезных отношений с молодыми людьми. Да, ею гордились, иногда восхищались, бывало, завидовали по-черному. Но ее не принимали всерьез. Она была милой, но при этом неяркой. Умной, начитанной, но не острой на язык, не всегда понимающей шутки приятелей. Иногда она бывала излишне резкой, прямолинейной.
Тогда, полгода назад, вышла заминка в полуфинале. Нет, матч не был проигран. Но Надя серьезно оплошала во втором тайме, не смогла принять идущий прямо на нее мяч. В перерыве Гонтарь накинулся на нее, ничуть не смущаясь иностранных журналистов и телекамер. Он сообщил на весь белый свет, откуда у защитницы Анохиной растут руки. И добавил еще пару заковыристых фраз. Конечно, при трансляции такие вещи в эфир не шли, но все равно Наде стало обидно до чертиков. Разве он не видит, что она чуть не плачет? И под властью эмоций, не отдавая себе отчета, Надя произнесла в ответ следующее:
– Да пошли вы, Николай Николаевич... сами туда-то и туда-то!
Подруги по команде притихли и замерли. Надя нарушила неписаное табу. Воспринимать фразы Николая Николаевича можно было, опустив глаза или, напротив, с гордо поднятой головой, но всегда молча. Надин отец ни разу не позволил себе в ее присутствии крепкого словца. Не позволяли себе их и приходящие в гости друзья отца – шоферы и автослесари... Эх, Надя-Надежда, воспитанница института благородных девиц!
– Что с тобой, Анохина? – неожиданно совсем другим голосом спросил тренер.
Надя ничего не ответила, вернулась на площадку. Игра в последующих таймах была сведена к ничьей, а после соревнований Надя заявила, что уходит из команды.
– Как знаешь, Надя... – печально произнес Гонтарь. – Спасибо тебе за все... И прости меня.
Конечно, она простила Николая Николаевича. Он многому научил ее. И жил ради команды, ради нее, Надьки, и других девчонок. Но решение уйти из спорта созрело у Надежды давно. Она поняла, что волейбол – это всего лишь игра. А играть всю жизнь нельзя. Конечно, это здорово – просматривать записи
