неожиданные. Тут все надо подработать, чтобы потом не было сюрпризов и потерь. Как подработаешь, мы с тобой все обсудим, чтобы я тоже был в курсе. Ну, а второе дело – это подготовить Тенгизу достойные проводы, чтобы комар носа... Первое дело – твое, второе – мое. Серого привлекать не будем, ты и я. Лады?
– Вот! Это конкретно! Конечно, лады! Я уже начал тут кое-что выяснять. С недвижимостью дела обстоят так...
Реабилитационный комплекс в клубе у Тенгиза был лучшим в столице. Сауна, русская баня, турецкая баня, массажные кабинеты, солярий, кабинеты спортивной медицины и лечебной физкультуры, физиотерапия и цветомузыка, экстрасенсы и психологи...
Любимым аттракционом шефа была простая русская баня. Впрочем, на самом деле далеко не простая – парилка отделана специально заготовленной в Финляндии древесиной, пар выдается дозированно, с эвкалиптовой отдушкой, с регулируемой температурой и влажностью, два бассейна позади парилки – с теплой и с холодной водой – снабжены шведским гидромассажным оборудованием... Да что говорить – в эти многокомнатные апартаменты не стыдно было бы приглашать первых лиц государства, крупнейших олигархов и самых авторитетных лидеров преступного мира. Но приглашались только самые близкие, можно сказать, интимно родные. Если не по крови, то по духу. Поэтому первых лиц и олигархов эти стены пока не видели, а вот телеса авторитетов всероссийского уровня не раз попирали драгоценную древесину полков в этой уникальной парилке. Не раз, но и не многократно – Тенгиз устраивал банные удовольствия нечасто, чтобы не обесценить этот свой самый заветный аттракцион. Но сам посещал его регулярно, раз в неделю – чаще врачи не рекомендовали, сердце было уже не то, что в молодости.
На этот раз в парилке были втроем – Тенгиз, Илья и Сеня, банщика отпустили, чтобы разговаривать без оглядки. День был особый – утром удалось завершить многоходовую комбинацию по переводу в офшорный банк нескольких миллионов баксов, не упомянутых в налоговых декларациях, поэтому банный сеанс решили, в нарушение установленного Тенгизом правила, совместить с обмывкой финансового рекорда. Тенгиз и Сеня продвинулись уже далеко – пару раз посидели в парилке и довольно много раз приняли по дозе коллекционного коньяку, прекрасно способствующего приятному расслаблению мышц и мозгов. Илья присоединился к ним намного позже – задержался на тренировке.
– Ну что, как там парок? Пошли, погреемся, я вот свежие веники прихватил!
– Да вроде мне это... Типа... хватит. – Тенгизу было предельно хорошо в простыне на диване, с бокалом боржоми в руке – коньяк уже не шел.
– Пошли, пошли, я такой массажик сделаю!
– Ну ладно, последний разок, слегка... Сеня, дай руку!
– Ну хорош, выше я не пойду.
– Ничего-ничего, давай, в последний разок-то...
– Ты что... Куда ты меня тянешь... Пусти, бля! Я не хочу!
Пока Илья втаскивал многопудовую тушу Тенгиза на верхний полок, Сеня до отказа открыл форсунку, вбрасывающую удушливый, предельно влажный пар. Тенгиз, выпучив глаза и часто, как собака, дыша открытым ртом, бессильно отбивался от Ильи, намертво прижавшего своего босса к полку. Тенгиза вырвало, красное лицо его стало темно-фиолетовым, он уже понял, что€ происходит...
Этот нищий пацан, которого он пригрел и вывел в люди... Которого он спас тогда от «вышки»... Они заодно с Сенькой. Но Сенька – холуй, а этот... Самый ведь близкий! Он ему верил как сыну, а сейчас эта сука ухмыляется ему в лицо... Просить пощады бесполезно, кричать – нет сил...
– Сука! – хрипел Тенгиз. – Будь проклят навек! Мразь! Пусти, я сам умру...
– Конечно, умрешь, кто же спорит. – Илья был совершенно спокоен, деловит, расслаблен. – Не обижайся, дарагой, ты стал мешать. Пользы нет, а тень бросаешь. Это плохо, согласись...
С интересом глядя Тенгизу в глаза, уже подернутые пеленой, слушая прерываемые икотой проклятия, Илья медленно вдавливал кулак Тенгизу под ребра, как будто старался проткнуть диафрагму и раздавить сердце. Сквозь веник, подложенный под кулак, он ощутил, как сердце забилось быстро, затрепыхалось, потом толчки стали реже. Потом их не стало вовсе.
– Отдыхай, дорогой.
– Ну все, пошли отсюда, скорее... – бледный Сеня, стоя за спиной Ильи, из последних сил боролся с тошнотой.
– Ты чего трясешься? Не знал, на что идешь? Пошли в салон, проиграем в деталях, что говорить об этом деле будем. Любопытных будет много, вопросов – еще больше.
В салоне, отделенном от парилки облицованной мрамором душевой, Илья усадил дрожащего Сеню в кресло, набросил на него простыню, попросил налить по бокалу коньяку, сам пить не стал, заставил Сеню выпить оба.
– Ну вот, теперь ты снова человек. Этот коньяк, армянский «Двин» – лучший в мире. Его, между прочим, Тенгизу его приятель присылает с нарочным по ящику в месяц, как когда-то Сталин – Черчиллю. Знаешь эту историю? – Илья не умолкал ни на минуту, не давая Сене времени на самостоятельные мысли. – Бумага есть? Нет? А ручка, карандаш? Есть? Давай, а вместо бумаги вот эта обертка сойдет. Пиши, что будем говорить. Запомни, мы должны всем говорить одно и то же. Будем врать вразнобой – нам хана. Начнут копать, ловить на слове... Затаскают. Пиши: «Случилось ужасное. Я никогда не прощу себе этого. Он был мне как отец. А я позволил ему напиться и пустил пар на всю катушку. Сам пьяный был. Потом ему стало плохо, и я побежал набрать в таз холодной воды. Уронил, налил еще раз, поднялся к нему на полок...» Написал? Не выводи особенно, это же мы для себя... Пиши дальше. «Он сердечник, и я вылил воду ему на грудь против сердца. Потом принес еще тазик, а он уже не дышит. И пульса нет. Я сделал все, что мог. Но все равно мне нет прощенья, его друзья меня достанут...»
– Постой, Илья, давай напишем про тебя. А то все так, как будто я один...
– Ты что, тебе про меня говорить нельзя. Каждый говорит за себя, а то они сразу подумают, что мы друг на друга валим. Они так требуют. Поэтому и писать про меня нельзя. Ты пишешь за себя, а я – за себя. Сейчас я за себя напишу. То же самое, что в твоей бумажке, чтобы не было расхождений.
– Да, давай, пиши теперь ты. То же самое...
– Давай ручку. Твою маляву клади сюда, а я буду вот на этой обертке. Так, пишу то же самое. «Я никогда себе не прощу этой нелепой смерти. Я был рядом, но не смог...» Слушай, Сеня, пойдем окунемся. Не могу, он меня всего обблевал, липнет все и воняет. Налей еще по одной, и пошли!
– Не, я...
– Пошли, пошли, тебе тоже освежиться надо. Выпил? Вот закуси лимончиком и пошли. Ну, вставай, вставай...
Сеню ноги уже не держали. Илья, обняв друга за талию и забросив его руку себе на плечо, протащил его через душевую к бассейну с теплой водой, перевалил через борт, усадил и рядом уселся сам. Из воды торчали только их головы.
– Включить водный массаж?
– Не, не надо. Пошли лучше отсюда, мне нехорошо...
– А уже все, сейчас будет хорошо. Дай-ка ручоночку...
Илья крепко взял друга за кисть левой руки и сильно, глубоко полоснул зазубренным ребром крышки от консервной банки по венам. Секунду Сеня потрясенно молчал, потом дико завизжал и рванулся, но было поздно – Илья схватил его за волосы и погрузил голову в воду, дал хорошо глотнуть и вытащил. Сеня вырвался – откуда взялись силы – и бросился к бортику бассейна, но упал и опять погрузился в воду с головой – Илья сбил его подножкой. Возня тянулась несколько минут. Сенины брыкания ускорили ток крови – вода в бассейне уже была ярко-розовой, а кровь все хлестала упругими толчками. Илья не давал ему утонуть – если он захлебнется сейчас, то крови выльется мало. Сенины рывки становились все слабее, вопли перешли в хрип, и в конце концов он обессилел и привалился к бортику, сидя по горло в собственной крови.
– Я все понял теперь... Сука ты, Тенгиз был прав... – После каждой фразы Сеня отрыгивал воду и всхлипывал. – Сука ты подлая... Все себе одному захотел... Чтоб ты подавился, сучара... Я к тебе с того света приду, загрызу...
– Спокойно, Сеня. Тебе бы о своих грехах подумать. Потерпи. Еще немного, еще чуть-чуть... Попробуй уснуть. Не можешь? Считай до ста...
