заказанный для меня, еще не успели расписать в художественной мастерской. Мода на веера возникла недавно и буквально превратилась в психоз. Наверное, она скоро отомрет, и тогда возникнет новая мода — на абажуры или на что-нибудь еще…
Первое действие кончилось, и Орас куда-то ушел — наверное, давать интервью. Мне ужасно хотелось пить, но мне почему-то стыдно было заикнуться об этом. Неужели никто на свете не принесет мне самой обычной «колы»? Я обернулась, надеясь, что рядом может оказаться Виталик или кто-нибудь из охранников Ораса. Но они все отправились вслед за своим боссом, полубогом, повелителем. Я не представляла ни малейшей ценности и не стоила ни капли внимания. К своему удивлению я обнаружила на заднем стуле, где прежде сидел охранник, рыжеволосую дородную женщину, в черном, с блестками платье. У нее на шее на серебряной цепочке висел крысиный череп с длиннющими желтыми зубами. Как мне показалось — настоящий.
— Оставьте эту затею… — голос у женщины был очень низкий, хриплый.
Сидела она, наклонившись вперед, так, чтобы ее не могли видеть из партера.
— Мне вас жаль, и потому я здесь… — вновь раздался ее голос. — Вообще-то я не имею права предупреждать, и если Великий Ординатор узнает, что я говорила с вами, мне не поздоровится…
Прежде, услышав «Великий Ординатор», я бы непременно всполошилась, но сейчас мне было всё равно… рынок скоро закроется… салат выбросят…
— Мне жаль не только вас, но и ваш городок. Он был прежде очень миленький, и у меня были на него кое-какие виды, — продолжала женщина. — Но план Великого Ординатора всё изменил… Участь города решена. У Ораса нет шансов. На вашем месте я бы просто уехала. Не ищите подвоха в моих словах. Мне иногда бывает жаль… очень жаль…
Ее голос стал куда-то уплывать. Я пыталась расслышать, что же такое она говорит, но не могла…
— Ева, что с тобой? — Орас тряс меня за плечо.
Я разлепила глаза и бессмысленно уставилась на него.
— Кажется, у меня кровотечение, — пробормотала я, едва ворочая языком. — Очень сильное… Кажется… платье промокло…
Мне должно было быть из-за этого стыдно. А было всё равно.
Он переменился в лице. Может быть, он перепугался за меня, или думал, как представить происшествие журналистам? Не знаю…
Орас нес меня вниз на руках. А надо мной проплывали бра в виде свечей. И потолок с островками яркой недавно реставрированной росписи. Опрокинутый мир. За него никак нельзя было ухватиться. Уже, когда меня укладывали в машине на заднем сиденье, как из-под земли, рядом возник Виталик:
— Сообщим о начавшемся выкидыше, — деловито проговорил он. — Это может добавить вам пару очков. Женщины будут жалеть вас. Вы потеряли долгожданного ребенка…
«Вас» относилось к Орасу, а не ко мне. Меня не стоило жалеть — наказывали по заслугам…
— Андрей, пусть мне дадут наркоз… внутривенно… я прошу… — заплакала я.
Еще раз подобной процедуры я не перенесу. Теперь я боялась только физической боли, и больше ничего. Но опять была ночь, и опять анестезиолога не было на отделении гинекологии. Его искали и не нашли. А ждать было нельзя…
9
Спустя три дня утром Виталик положил на стол перед Орасом несколько листков с диаграммами. Все кривые, изгибаясь хитроумными лесенками, неуклонно спускались вниз.
— Что это? — спросил Орас, хотя и сам прекрасно знал значение этих линий.
— Ваша популярность. Тут данные трех независимых опросов. И все три говорят одно и то же: ваш рейтинг падает. Неделю назад у вас было почти семьдесят процентов. А вчера едва набрали шестьдесят. Доверенные лица Суханова сегодня заявили, что по их данным, вы уже не имеете и половины голосов. Это, конечно, вранье.
— Вчера ты мне клялся, что, наоборот, моя популярность непременно прыгнет вверх.
— Да, именно так по всем параметрам и должно было быть. Но вмешался еще некий непредусмотренный фактор «Х»… - впервые Виталик выглядел растерянным.
— Что за «Х»…
— Пока неизвестно. Но мы непременно выясним.
— Но должно же быть какое-то объяснение? — оборвал его Орас.
Виталик замялся.
— Многие считают, что вы как-то связаны с аферой Нартова. И это мнение нам теперь никак не опровергнуть.
— Почему? — Орас передернул плечами и отшвырнул листок. — Можно рассказать все, как было на самом деле. О том, что именно я нашел этот чертов Инвалидный приют и о том, что Старик поручил Нартову освободить пленников. И что из этого вышло.
Виталик с сомнением покачал головой:
— Я бы не стал этого делать.
— Почему?
— Не уверен, что это даст нам хотя бы один-два процента, а вот с Лигой рассорит точно.
— Боишься, что они подадут на меня в суд и потребуют миллион долларов за нанесенный моральный ущерб?
— Нет, они просто убьют вас. К тому же в этом случае нам никак не удастся обойти молчанием вопрос о Катерине. А это опять не прибавит вам очков.
Нартов… Катерина… Старик… Почему он должен расплачиваться за их грехи, когда он за свои не собирается платить? Орас не любил замкнутых пространств и бега по кругу. Но, начав борьбу, он должен был идти до конца. И до конца верить в свою победу.
— Хорошо, найди другой способ, — нехотя согласился Орас. — В конце концов — за что я тебе плачу?
10
День прошел, близился вечер, Андрей ходил по кабинету из угла в угол. Время стекало по стрелкам часов в пустоту, а он безуспешно силился понять, почему удача оставила его. Он чувствовал себя полководцем, который собрал армию и пошел в атаку на врага. Но через несколько шагов, оглянувшись, увидел, что позади никого нет. Он шагает навстречу плотным вражеским шеренгам в полном одиночестве, сжимая меч в руке. Такие люди как Виталик и его собратья были озабочены лишь одним: как бы побольше набить за щеку во время предвыборной компании. Они говорили об этом, не стесняясь. Но очень скоро им пришлось убедиться, что Орас собирается платить за работу, а не разбрасывать деньги направо и налево. Это вызвало некоторое уныние и поубавило первый восторг «команды Ораса». Судя по опросам, безусловной поддержкой Орас пользовался приблизительно у четверти горожан. Эти двадцать пять процентов будут голосовать только за него, никакие другие кандидаты их не устраивали. Но остальные могли выбрать кого угодно.
Запутаннее всего выглядели отношения с Лигой. Души уцелевших мартинариев принадлежали ему безраздельно, но Орас ощущал лишь упадок сил и безразличие привыкшего к поражениям человека. Порой ему начинало казаться, что энергопатия вызывает у него не прилив сил, а отвращение и тошноту. Неужели Катерина права, и он в самом деле превратится в ничто вместе с гибелью тайного лагеря? Ему не хватает
