— Да, но теперь ему лучше. И он снова берет нас к себе. Тебя и меня. И никогда-никогда больше не отпустит. Папа тебя очень любит. И я люблю.
Он обхватил меня ручонками и не то чмокнул, не то полизал в щеку. Воздух слегка дрожал и вибрировал вокруг нас. Поток энергопатии медленно истаивал, превращаясь в обволакивающий мягкий кокон, будто мы забрались вдвоем в мягкий мешок.
«Многим кажется, что легче всего энергопатию превратить в ненависть. Но почему бы не превратить ее в любовь?» — подумала я, и сама поразилась, как легко у меня это получилось.
Когда машина въехала во двор, Андрей вышел нас встречать. Я вынесла спящего Олежку на руках. Поколебавшись, Орас торопливо чмокнул сына в затылок и отступил. Он боялся, что даже от спящего, от ребенка может исходить поток энергопатии. Но он надеялся, что я смогу защитить малыша. И потому, касаясь его губами, Андрей непременно держал меня за руку. В тот вечер… И утром… И много дней спустя…
13
— Ты собираешься спать? — зевая, спросил Андрей. — Уже два часа ночи.
— Нет. Пока нет… Мне нужна книга.
— Ага… Книга. «Джейн Эйр» у меня нет. Можешь взять Шлихтинга…
Он думал, что говорит остроумно. Я не стала его разубеждать.
— Мне нужен «Полет одиночки» господина Мартисса.
Орас расхохотался.
— Что, в самом деле интересная книга?
— Ты ее, разумеется, не читал?
— Перелистал пару страниц. А что?
— Мартисс писал об энергопатии много лет назад. Еще до того, как стало известно о деятельности Лиги. Может, он знал ответы и на другие вопросы?
— Всё это — догадки. Скорее всего, он просто удачно подсматривал в щелку. Как это умеют делать некоторые господа, именуемые творцами.
— Не жлобствуй. Тебе это не идет. Лучше дай мне книгу.
— Возьми, дорогуша, сама. Их там в библиотеке на нижней полке стоит штук десять. Выбирай любую. Можешь прочесть все десять. Может, обнаружатся разночтения. Но когда закончишь, не вздумай будить меня раньше семи часов.
Он чмокнул меня в губы, давая понять, что в самом деле хочет отойти ко сну. Он откинулся на подушки и закрыл глаза. Мне нравилось смотреть на него, когда он спал. Во сне лицо его утрачивало обычную резкость черт. Во сне Орас становился совсем иным. Может быть, больше самим собой, чем днем, во время бодрствования. Но сейчас я не собиралась его отпускать в страну грез.
— Знаешь, что сказал мне Великий Ординатор при нашей утренней встрече?
— Разумеется, нет. Ведь ты мне об этом не рассказала.
— Он сказал, что городу нужен князь. И что Лига хочет создать князя-мартинария, который после трансформации превратиться в монстра. Он спросил меня — хочу ли я этого, и я сказала, что — не хочу.
Орас внезапно сел на постели — сон с него как рукой сняло.
— И что ты еще пожелала?
— Больше ничего…
— А ты знаешь, кого имел в виду Великий Ординатор, когда говорил о князе-монстре?
— Нет.
— Он говорил о Кентисе. Ну что ж, Ева, поздравляю, твое желание сбылось. Кентиса не стало.
— Нет… Этого не может быть.
— Почему же? Ты мечтала о домах, где люди спасутся — они появились. Ты пожелала, чтобы князь- монстр исчез — и его не стало.
Я похолодела. Да, мои желания исполнялись с завидным постоянством. Я желала, чтобы Орас расстался с Катериной, и Андрей выгнал ее прежде, чем я появилась в его доме. Я желала, чтобы Олежка остался жив — и он поправился. Я желала, чтобы Орас вернулся — и он вновь позвал меня к себе. Что же мне еще пожелать? Чтобы исчезли мартинарии? Но такое желание может оказаться еще более опасным, чем пожелание избавиться от князя-монстра… Желать надо с осторожностью.
— Это простое совпадение, — выдавила наконец я, не особенно веря в то, что я говорю.
— Давай проверим, — предложил Орас. — Пожелай что-нибудь совершенно невероятное…
Я пожелала. Написала свое желание на листке бумаги и запечатала в конверт. Я не знала, как скоро конверт удастся открыть. Оказалось — скоро.
14
Никто не знал, как эти девчонки очутились в квартире мэра. Когда Вад вошел в спальню, они уже были там. Обе голые. Одна, черноволосая и худая, с тонкой талией и плоским задом, с крошечными острыми грудками. Она призывно улыбалась и щурила глаза точно кошка. Вторая лениво лежала на животе, помахивая в воздухе полными ногами. У нее была белая прозрачная кожа и рыжие волосы, раскиданные по плечам.
— Вад, а мы тебя ждем, — ухмыляясь, сообщила чернявая и поманила его пальчиком.
— Уже давно, — подтвердила рыжая и облизнула розовым язычком ярко накрашенные губы.
Он заковылял к кровати на ходу сбрасывая одежду.
— Выпей! — чернявая протянула ему бокал с шампанским. — Ты нынче князь. А это посвящение.
Он взял бокал, плеща серебристую пену на простыни.
— Посвящение во что?
— В князья Лиги! — они привлекли его к себе.
Левой рукой он ласкал грудь чернявой. Правой — теребил как пуговицу на джинсах, сосок рыжей.
— Ненавижу Лигу.
— Неважно. Всё равно ты князь…
Он барахтался меж ними, как между двумя волнами, рыжей и черной.
— Да, я князь… — бормотал он. — Я князь… а все остальные — дерьмо. Орас — дерьмо. И Кентис — дерьмо. Нартов, он сволочь. Но полезная…
— Ты особенный князь, — ворковала чернявая. — Ты превратишь наш город в ад.
«В ад», - как эхо отозвалось в мозгу Вада, когда он ловил губами смуглый сосок.
— Ведь такие ничтожества как Орас и его сучка достойны, чтобы попасть в ад!
В ответ Вад с такой силой стиснул грудь смуглянки, что она вскрикнула.
— Ты единственный, кто знает, что делать, — тем временем нараспев говорила вторая.
«Единственный», - бормотал Вад, покусывая ослепительно белую грудь рыженькой.
— И завтра тебя ждут в «Золотом роге».
«Золотой рог», - повторил Вад как урок, вскарабкиваясь на черненькую.
— Там тебя ждет нечто уникальное… Мир изменится…
«Всё изменится», - заурчал Вад, как сытый кот, перескакивая на дебелое тело рыжей.
— Мы знаем, что делать… — шептала черная.