Макамы

видя судьбы благосклонность, питает к благодеяниям склонность, отчисляя зекат с обильных благ в пользу того, кто сир и наг. И блажен, кто возлагает на себя ублажение всех, достойных его уважения. Ты гордость времени, города ты опора, к тебе с надеждой обращаются взоры, и к дверям твоим тянутся караваны, привлеченные щедростью благоуханной. Просьба любая в доме твоем оседает, и к людям покой с ладоней твоих стекает; Аллаха великая милость тебя осеняет и твои закрома наполняет.

Посмотри на меня, несчастного старика: участь моя горька. Было время — ветви мои зеленели и плоды на них обильные зрели, а когда запылала моя голова сединой[268]  — встали беды у меня за спиной. Пришел я к тебе из страны далекой, сраженный нуждою жестокой, мечтая, что меня напитает море твое полноводное и возвысит покровительство твое благородное.

Надежда просителя согревает и дарителю помогает. Пусть подскажет тебе божий страх обойтись со мною, как с тобой обошелся Аллах, дать мне то, что я заслужил по праву и тем приумножить твоей добродетели славу. Не отворачивай свой светлый лик от бедняка, что в собранье твое проник, и пусть ладонь твоя не сжимается для того, кто с мольбой к тебе обращается и поддержки просить решается.

Жадный любви не дождется, скупому купить себе славу не удается. Нет, умен только тот, кто щедро добычу свою раздает и если одаривать начинает, то град даров своих не прекращает. А поистине благороден лишь тот, у кого из рук поток золотой течет, от кого ты ни разу не услышишь отказа.

Тут Абу Зейд замолчал, присмирев, надеясь, что щедрые всходы даст его обильный посев. Вали тоже молчал — он поджидал: польется еще вода или весь источник старик исчерпал и даст ли искры его огниво, разжигая огонь ушам и умам на диво. Абу Зейд не понял причины его молчания и замедления подаяния. Заговорил он, гневом пылая, на ходу стихи сочиняя:

Не презри мудреца за то, что босиком
Явился он к тебе голодным бедняком!
Согбенного нуждой надежды не лишай —
Молчит он пред тобой иль остр он языком.
Просителю прости назойливость мольбы,
Того, кто смят бедой, одаривай добром.
Ведь пользу лишь тогда богатство принесет,
Коль славою оно тебе украсит дом.
Кто славу покупал за щедрые дары,
В убытке никогда тот не бывал потом.
И умному простят стяжанье благ земных,
Коль щедростью своей к богатству он влеком.
Стремясь творить добро, прими высокий сан —
Так славу обретешь ты собственным трудом,
И во сто крат сильней, чем амбры аромат,
Хвала свой аромат распространит кругом.
Но скупость никогда не встретится с хвалой,
Как страусу вовек не встретиться с китом[269].
Да, кто раскрыл ладонь — снискал любовь людей,
Но добрых слов никто не скажет о скупом!
Скупец найдет предлог подарка избежать,
За то клянут его и поминают злом.
Убогому блага без счета расточай —
Пусть будет он смущен даров твоих дождем.
И торопись, пока превратности времен
Не изогнут тебя уродливым крючком.
У каждого из нас изменчива судьба,
Ей долго не бывать в обличий одном.

— Прекрасно! — воскликнул вали, когда Абу Зейд замолчал наконец. — Теперь скажи, откуда ты родом и кто твой отец.

Абу Зейд прищурился с легкой насмешкой и ответил стихами, ни минуты не мешкая:

Об отце не пытай — мужа ты испытай,
А потом прогони иль наперсником сделай.
Если сладко вино — то не все ли равно,
Что отцом его был виноград недозрелый?

Сказал рассказчик:

— Его красноречия небывалая сила вали вконец покорила. Растрогался он старика печальной судьбой и, как близкого родственника, усадил его рядом с собой. Потом казначея в сокровищницу послал и столько подарков принести приказал, чтобы отныне гордо влачился длинный подол старика, чтобы ночь без забот показалась ему коротка. И ушел Абу Зейд с набитой мошной и веселой душой. Вышел я за ним по пятам и пошел по его следам. Ушли мы из дома вали туда, где чужие нас не видали и не слыхали. И тогда я сказал:

— Удача сопутствует тебе: наградил тебя вали дарами, вняв твоей слезной мольбе.

Абу Зейд просветлел и просиял, Аллаху всевышнему пышно хвалу воздал, и, плечи с достоинством распрямляя, сказал он, гордости своей не скрывая:

Кто успех оплатил благородством родителей,
Кто — делами, которыми хвастаться нечего;
Мне ж успех подарили не предков достоинства,
А ученость моя и мое красноречие!

И добавил:

— Горе тому, кто с адабом незнаком, и достоин похвал, кто его добывает упорным трудом. Так, возбудив во мне восхищение, он ушел и покинул меня в огне огорчения.

Перевод А. Долининой

Оманская макама (тридцать девятая)

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— С тех пор как щеки мне покрыл пушок и стал кудрявиться мой лобок, возымел я к странствиям неодолимую страсть, в далекие страны мне захотелось попасть. По степям и пустыням, не слезая с верблюжьей спины, в долины спускаясь и поднимаясь вверх, на холмы, готов был без устали ездить я от жилища к жилищу и от пепелища к пепелищу, посещая места известные и глухие, на пути встречая источники свежие и колодцы сухие, устремляясь в дорогу вновь и вновь, пока ноги махрийских верблюдов