буду жить, обет ему дал вина не пить: не запасать его, не покупать, в компании пьяных не бывать. Но душа-соблазнительница мне нашептала и страсть-губительница подсказала старых приятелей навестить и снова по кругу чашу пустить. И вот я достоинство потерял — до потери сознанья вино сосал. Все чаще седлал я коня хмельного, чтоб о клятве забыть, напивался снова и снова. Подчиняясь шайтану, каждый вечер бывал я пьяным: даже в четверг я в вине утопал и в Светлую ночь [342], словно мертвый, спал. Но вот меня охватило унынье, в нарушении клятвы я каюсь ныне: куда меня увлекло вино? Неужели нет дороги иной?.. Терзает меня великий страх, что за отступничество накажет Аллах.
О, кто мне подскажет пути искупления, Чтоб смыть перед богом мое прегрешение? Продолжал Абу Зейд:
— Когда так жалобно закончил он речь, желая сочувствие в людях разжечь, я сказал себе: „Абу Зейд, не зевай, такую добычу не потеряй — засучи рукава и начинай!“ И я решительно поднялся, сквозь круг стоящих стрелою прорвался и сказал:
О муж достославный, ты ищешь того, Кто снял бы с тебя кладь греха твоего. Ты в думах тяжелых проводишь всю ночь, Но знаю я средство, чтоб делу помочь, Прошу я, послушай печальный рассказ — Я горе свое изложу без прикрас: В Серудже преславном я некогда жил, Меня почитали — богатым я был. К себе каждый день я гостей собирал, Что тратил на них — никогда не считал. Моим достояньем и гость мой владел — Я щедростью честь охранить захотел. В мой дом бедняки приходили толпой — Имущество тает, а я как слепой. На видных местах я огни зажигал, Всю ночь их тушить никому не давал, Чтоб видели путники: в доме моем Найдут они кров и радушный прием. Лишь молнии в тучах моих заблестят — С надеждой на ливень все в небо глядят. И каждый рассчитывать мог на успех: Кремень мой рассеивал искры для всех. И долго удача дружила со мной, Доволен я был благосклонной судьбой, Но волей своею Аллах изменил Все то, к чему в жизни меня приучил: Послал испытания тягостный час — Румийцы[343] внезапно напали на нас. Они налетели, как злой ураган, И начали грабить дома мусульман, И скот угоняли, и жен брали в плен — Богатство мое обратилося в тлен. Теперь я изгнанник в родной стороне, Бродить без приюта приходится мне. И тяжкое горе я в сердце ношу: Давал я когда-то, а нынче прошу. В такую жестокую впал я нужду, Что гибели, как избавления, жду. Беда никогда не приходит одна: Любимая дочка моя пленена — И требуют выкуп румийцы за дочь, Но кто бесприютному может помочь? К тебе я взываю: меня не гони, А помощи руку скорей протяни! Судьба надо мною насилье чинит, Твоя лишь десница меня защитит! Избавить от рабства мне дочь помоги: Терзают ее нечестивцы — враги… Так щедростью грех ослушания смой — И вновь обретешь ты желанный покой! Несчастному помощь решив оказать, Ты можешь прощенье у бога снискать: Коль щедрый покается в прошлых грехах, Его покаянию внемлет Аллах! Хотя и в стихах я совет тебе дал, К Аллаху я правильный путь указал[344]. Совет мой от самого сердца идет — Спасибо скажи: он ко благу ведет. И щедрость такую сумей проявить, Чтоб было легко мне тебя похвалить! Продолжал Абу Зейд:
— Я кончил рассказ свой многословный — и мне поверили беспрекословно. Утешить меня собеседник решил — и свой кошелек предо мною раскрыл: хотя и немного он мне уделил, но подарок посулами увлажнил.
А потом я восвояси вернулся — и вновь своей хитрости улыбнулся: я не только проделку изобрел, но и прожиток себе приобрел, не только стихами пробавлялся, но и прибылью от них напитался!»
Говорит аль-Харис ибн Хаммам:
— Абу Зейда я выслушал и сказал: «Хвала тому, кто тебя создал! Как твои хитрости велики, как твои уловки мерзки!»
Абу Зейд, не смутившись, захохотал и тут же такие стихи сказал:
Без обмана прожить невозможно, мой друг, — Ведь не люди, а дикие звери вокруг! Если жизненных благ оскудели дожди — Воду с поля чужого к себе отведи. Не под силу победа тебе над орлом —
