Макамы

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Пожалел я тут бедного старика, но подумал: «Откуда течет красноречья река?» Я вынул для искушенья динар, горевший на солнце, как жар, краснобаю его показал и сказал:

— Если эту монету в стихах прославишь, в свой карман ты ее отправишь.

И тут же стихи полились в ответ — а в них ни слова чужого нет:

Как славен он! Сверкая желтизной,
Из края в край обходит мир земной!
Чеканка на челе таит секрет
Его бессмертной славы под луной.
Залог победы, как он людям люб,
Он мнится всем сияющей звездой,
И, словно из людских сердец отлит,
Пылает диск динара золотой.
Владельцу звон его судит успех,
Кто одинок, тому он брат родной.
Найдешь ли где помощника верней?
Эмиру власть дана его рукой,
Владыка без него — ничтожный раб,
Беду сомнет атакой он одной.
Низвел с небес он столько полных лун,
И пленников, застигнутых бедой,
Он столько раз у смерти выкупал,
И уголь гнева засыпал золой.
Клянусь Творцом, создателем земли, —
Когда б не страх, что будет грех большой,
Сказал бы: в мире силы нет другой!

Так закончив, он руку протянул и мне хитро подмигнул:

— Благородный слов назад не берет: коли гром прогремел, то и дождь польет!

Я бросил ему золотую монету — достойную плату за оду эту. Он сунул динар себе в рот, молвил:

— Пусть Аллах его бережет!

И стал подбирать полы одежд, готовясь в путь, вновь полный надежд. Но тут моей щедрости разгорелся пожар: я вынул еще динар и сказал:

— Меня опьянил твоего красноречия пыл. Эта монета тоже будет твоей, но не хвалу, а хулу спой ты ей.

Едва я договорить успел, как старик такие стихи запел:

Будь проклят он, обманщик и хитрец,
Двуликий лицемер и ловкий лжец.
В предательском обличий двойном —
Жених убранством, желтый, как мертвец!
О, если бы не страсть людей к нему,
На них бы так не гневался Творец,
И руку вору не рубил палач,
И бедняком не помыкал подлец,
И должника не мучил кредитор,
При виде гостя не дрожал скупец,
Завистник взором не губил людей…
Когда ж настанет злу его конец?!
Он ускользнуть готов, как беглый раб,
Кто на него надеется — слепец.
Хвала тому, кто отшвырнет его
Без жалости, без страха, как мудрец,
И скажет твердо: сгинь ты наконец!

Я промолвил:

— Ливень обилен твой!

Он ответил:

— Обещанное за тобой!

Я снова бросил ему золотой:

— Двух друзей дорогих соедини да Аллаха, господа миров, помяни!

Он рот раскрыл — и динар проник туда, где сидел уж его двойник. Хвалу собеседникам нищий воздал и посох странника в руки взял.

Сказал аль-Харис ибн Хаммам:

— Тут сердце мне подсказало вдруг: «А что, как певец — Абу Зейд, старый друг? Теперь он хромает, но не притворно ль?»

И старика я вернул проворно:

— По узорным речам тебя я узнал. Выпрямись! Что это ты захромал?

Он ответил:

— Если ты Ибн Хаммам уважаемый, то чести и почестей тебе желаем мы!

— Угадал, я — аль-Харис. Как текут твои дни?

— От достатка к нужде бегут они: то песок скрипит на зубах от хамсина [29], то повеет вдруг дуновеньем насима[30].

— А что это ты притворился хромым? Доволен ты сам превращеньем таким?

Тут Абу Зейд невеселым стал и такие стихи на прощанье сказал:

Притворившись хромым, облегченье найду,
Хоть на день, хоть на миг все же сброшу узду,
Без цепей и оков я свободным иду
И свои хитроумные речи веду.
Оправданье себе без труда я найду —
Из Корана святые слова приведу:
«Нет греха на хромом и убогом!»[31] —
Позволительно ль спорить вам с богом?

Перевод В. Борисова и А. Долининой

Дамиеттская макама (четвертая)