Из Баку цирк переехал в Астрахань. При нас в Астрахани впервые пошел трамвай. Все его очень опасались, хотя, по теперешним понятиям, водил его вожатый очень осторожно и медленно.
В бенефис Петра Никитина шла пантомима «Юлий Цезарь». Цезаря играл Бернардо. В программе этого дня было сорок номеров. Отец и Бернардо отработали в первом отделении, и до пантомимы оставалось еще два часа. Бернардо решил подзакусить и послал в буфет за «подносиком». А «подносик» — это графинчик водки, две бутылки пива и закуска. Выпив и закусив, Бернардо пошел на конюшню в помещение, где развешивали и расставляли для просушки реквизит, увидал там громадную кровать, в которую обычно ложилась дрессированная лошадь, улегся в нее и заснул. Проснулся он, по его собственному рассказу, оттого, что его кто-то тормошил. Будивший его сказал: «Пора выезжать, вставай».
Ему надо было в пантомиме выезжать на белой лошади с венком на голове и с пальмового ветвью в руках. На манеже Бернардо — Юлия Цезаря — должны были приветствовать пальмовыми ветвями сто пятьдесят человек артистов и статистов.
В помещении было полутемно. Кто-то помог Бернардо одеться, он сел на лошадь, и когда выехал на арену, то раздался гомерический хохот и артистов, и публики. Вместо костюма Цезаря на Бернардо была красная косоворотка, на ногах ботфорты, на голове вместо венка смятый цилиндр.
На другой день Петр Никитин давал пятьдесят рублей тому, кто раскроет виновника этой шутки. Артисты молчали.
Только гораздо позднее рассказывали, что нарочно были потушены лампочки, и двое артистов в костюмах и гриме (что-бы Бернардо не мог узнать их) молча одевали его, а третий, тоже загримированный, торопил: «скорее!., скорее!..»
Никитины очень смеялись над этим происшествием. Однако объявили Бернардо, что он оштрафован на двадцать пять рублей (хотя штрафа с него потом не взяли).
Из Астрахани цирк поехал в Саратов. В Саратове отец поднял вопрос о прибавке жалованья. Никитины ему отказали. Отец решил уйти и разослал письма в разные цирки с предложением своих услуг.
Очень скоро отец получил предложение от цирка Девинье из Минска. Так как Девинье давал и отцу и Бернардо хорошее жалованье, то оба они решили принять его предложение. Таким образом мы распрощались с цирком Никитина и очутились в Минске.
ГЛАВА IX
В Минске я сильно хворал и был в цирке только один раз. Шла борьба. Борцы Аберг и Лурих жили в одном доме с нами. Мне часто приходилось видеть, как рано утром в саду, разостлав на дорожке, ковер, Лурих учил Аберга бороться, и, если Аберг делал не то, что приказывал учитель, Лурих палкой бил Аберга. После репетиции они садились пить чай, выпивали несколько самоваров и съедали фунта четыре варенья зараз. Каковы были их аппетиты, можно судить по тому, что хозяйка каждый день варила им десять фунтов варенья и ведро компоту.
Из Минска цирк Девинье переехал в Одессу. Цирк Девинье славился порядком и дисциплиной. Состав постоянной труппы был выше среднего. Шли прилично слаженные пантомимы. Бывали интересные гастролеры. Конюшня была небольшая, но лошади — хорошо выдрессированные.
Девинье раньше был прекрасным наездником и дрессировщиком лошадей, но забросил свою профессию и в качестве директора цирка выводил только «лошадей на свободе».
Из гастролеров я особенно помню велосипедиста Генри Генриксона. С галлереи шла деревянная конструкция, которая образовывала на арене спиральный круг десяти аршин в диаметре. Генриксон несся с галлереи вниз, въезжал в круг, проезжал на велосипеде в кругу вниз головой и вылетал из него в передний выход, где его ловили лентой.
Приготовления к номеру были очень сложные, а длился он всего несколько секунд.
Первый день гастролей Генриксона был неудачен. Он неправильно установил свою конструкцию и вылетел в места для публики. На второй день он провел номер прекрасно, но конструкция его мешала исполнению конного номера.
Из пантомим шли: «Зеленый чорт», «Фра-Дьяволо», «Космополит» и «Жизнь мексиканских фермеров».
Весь январь сборы были приличные. Наступило 28 января, день объявления русско-японской войны. У отца в записной книжке лаконическая запись: «Царский манифест о войне». Привожу дальше ряд записей[30].
«31 января. Манифестация по всему городу. Молодежь с музыкой и флагами. У нас представление прервано манифестантами. После троекратного гимна, исполненного оркестром, толпа отправилась дальше.
1 февраля. Первый раз в жизни видел манифестацию по поводу войны; зрелище грандиозное.
5 февраля. Впечатление войны сильно отразилось на сборах».
Весь двухлетний период русско-японской войны материальное положение было очень тяжелым. Я думаю, отец не раз пожалел, что ушел от Никитиных и что в такое время ему приходилось скитаться с семьей из города в город, переходя из цирка в цирк.
В Одессе цирк поставил патриотическую пантомиму «Подвиг рядового Рябова». Сделана она была скверно, наспех. Успеха не имела. Настроение у всех было подавленное. Публике было не до цирка и его представлений. Из переписки отца с его друзьями-артистами видно, что в других городах часто было хуже, чем в Одессе.
Война же, несмотря на манифестации, была непопулярна.
Девинье, чтобы поправить дела цирка, выписал чемпионат французской борьбы во главе с Збышко- Цыганевичем и турком Кара-Али.
Но и борьба сборов не делала.
В марте мы с цирком Девинье переехали в Николаев. Семья наша недолго прожила в Николаеве. Наступало лето. Отец решил один остаться в Николаеве, а нас послать обратно в Одессу, чтобы мы могли покупаться в лимане. Мы прожили без отца в Одессе два месяца. В это время отец с цирком Девинье переехал в Херсон, и мать перевезла нас всех в Херсон к отцу.
По приезде мы узнали, что у отца много неприятностей. Девинье не платил артистам жалованья. Когда отец начал настаивать на выплате, впутался почему-то Бернардо и сказал Девинье, что отцу деньги не нужны, что он может подождать. Отцу этот бестактный и нетоварищеский поступок не понравился, и он решил, что работает с Бернардо последний сезон.
Все приезжавшие в цирк артисты, а также те, с которыми отец переписывался, говорили и писали о тяжелом материальном положении цирков. Директора жалованья не платили, артисты часто буквально голодали.
Хорошо было только на Дальнем Востоке. Там деньги лились рекой. Отец получил письмо от артиста Брассо. Брассо писал, что директор маленького цирка Боровский за два месяца работы на Дальнем Востоке стал богачом. Цирк его переполнен, несмотря на высокую расценку мест. Галерка стоит три рубля. Писал, что артисты там очень нужны и что, если отец хочет, пусть приезжает как можно скорее.
Мать, узнав о письме, стала плакать, объявив, что отца одного ни за что не пустит. Отец решил не ехать.
Новых антре он с Бернардо не делал. Времени у него было довольно, и он решил серьезно заниматься
