без стеснения рассматривавшими его с верхней полки, осознал, почувствовал — зацепила она его. Да уж!
Сразу вспомнилась оставленная в Москве Марина. Когда же они последний раз занимались сексом? Давно. Да как-то особенно и не тянуло. Она, конечно, надеялась на что-то серьезное, продолжительное.
А он точно знал, что нет, нет. Все это не то, не греет, неинтересно.
Спасибо, конечно, что есть: при его-то занятости еще озадачиваться поиском партнерши нет никакой возможности. Вот и тянется не пойми что: ни роман, ни дружба, ни любовь, ни просто секс. Надо бы ей позвонить, сказать, что уехал, да неохота.
А эта зеленоглазая, пожалуй, могла бы фейерверк устроить.
Он всегда был честен с самим собой и понимал, что она его заинтересовала. С чего бы? Давным-давно его никто не интересовал вот так, сразу, зацепив все мужское, разбудоражив воображение.
«М-да, не то стареешь, не то заработался ты, Антон Александрович. Ладно, надо делом заняться».
Ну с бумагами все ясно — его официальный контракт и договоры к нему. А вот с «просьбочкой» все сложнее и интереснее.
Полковник в отставке, ныне хозяин и генеральный директор фирмы, предоставляющей услуги по установке и обслуживанию охранных систем любой сложности, любого уровня защиты, а также выполняющий индивидуальные заказы на личную охрану и кое-что еще в этом же русле, проходящее по «прейскуранту» как «особые услуги», Антон Александрович Ринков считался среди людей, знающих его, человеком везучим, обладающим суперинтуицией, седьмым, десятым, черт его знает каким чувством, спасавшим его шкуру и голову не одну тысячу раз — как в бою, так и в делах.
Боевой офицер спецназа, чего только не прошел и из каких только переделок не вылезал, практически всегда выводил своих ребят. За исключением разве что единичных случаев, о которых говорить и думать самому себе запрещал. За блестящий ум и ту самую интуицию, после очередного задания и ранения, был переведен в аналитический отдел родной конторы.
Поначалу работать в этом отделе было интересно, азартно, радостно уму. Но постепенно азарт спал, все виделось более четко, гораздо глубже и серьезнее, чем вначале. И знаменитая на всю контору интуиция, помноженная на блестящий ум, помогла тихо и безболезненно уйти в отставку, хотя ему пророчили генерала.
Да бог с ним, с генералом, главное, что ушел.
Хотя безболезненно — это преувеличение.
Начинать новое дело, не имея собственных средств, регулярно получая предложения о вложениях от разных, весьма противоположных и далеко не законопослушных сторон, красиво уходить от принятия навязываемых инвестиций, выкрутиться самому, заложив что только можно, собрав со всех друзей и родственников все, что они могли дать, — это еще то удовольствие!
Он работал как каторжный, иногда по двадцать четыре часа в сутки, не гнушался сам подвязываться на «личную» охрану «тел», о которых знал гораздо больше, чем они сами о себе знали. Монтировал первые охранные системы сам или с Мишкой на пару. Решали с тем же Мишкой, на что потратить оставшиеся от прибыли копейки: на водку или еду, потому что все, что заработали, вложили в новое оборудование.
Водка, конечно, перевешивала.
Сшибал деньги у друзей до следующей прибыли, о поступлении которой можно было только мечтать. Все, все это было, и еще много, много всякого в то дикое время становления своего дела.
Это сейчас он сытый и холеный барин, любящий свой офис и кабинет, дубовый стол, компьютер и все атрибуты преуспевающего предпринимателя и даже свою секретаршу — Марию Ивановну, даму неопределенного возраста, лет с десяток тому назад остановившегося где-то около сорока пяти, суровую и требовательную, как прапорщик на плацу, абсолютно профессиональную, тайно обожавшую его и его зама Мишку.
Его зам и ближайший друг Мишка, для подчиненных Михаил Захарович Дубин, а для него просто Дуб, не смог так красиво и даже элегантно, как он, уйти из конторы.
Антону пришлось помогать, вытаскивать Мишку, а заодно и его ребят из… Не важно откуда, но это точно была полная задница. После чего, распивая сильно алкогольные напитки у Антона на кухне, Мишка был строго предупрежден:
— Все, уходишь, идешь ко мне замом, будем вместе строить!
Дуб сопротивлялся, ныл, жалел себя:
— Да не могу я, Ринк, не могу, я ж ни черта, кроме этого, не умею! И родственников у меня нет, я ж сирота, так что занять не у кого и заложить нечего. У меня, кроме ранений и наград, ни хрена нет! Не мое это, не мое! Это ты у нас такое придумываешь, что ни один нобелевский лауреат не допрет, а я по другой части. Это я за тобой тенью ходил и чудеса творил, когда ты впереди!
— Да и не надо ни черта занимать и закладывать, все, что мог, я уже наковырял! Мне ты нужен, мне тыл прикрывать надо! Здесь, в бизнесе, так же, как там было, а то и круче! И все, кончай прибедняться, знаю тебя: я вон когда ушел — ты и без меня чудеса творил — наслышан! Будешь зарплату получать, как порядочный гражданин, знаю, что ты денег как ранения в яйца боишься. Все, хватит ныть, завтра на работу!
— Ну что ты?! На войну так на войну, нам не впервой. Прикрывать так прикрывать — это мы завсегда и даже очень уважаем!
Они остались вдвоем, в Антоновой квартире, доставшейся ему от родителей, так как, верно заметил Мишка, кроме ранений и наград от родины ничего не получили. Да и бог с ним!
Очень трудно было поначалу, очень! Но они терпели — фигня, не такое проходили!
Но все равно Антон, он же Ринк, знал, что нельзя, ну нельзя идти другим путем и брать то, что так охотно ему предлагают братки, ставшие ныне «честными» предпринимателями, и деятели различных государственных служб, ставшие, по сути, братками, да он и не собирался делать этого.
Ничего, выстояли! Кто бы сомневался!
Он вспомнил, как однажды утром жарил яичницу на кухне, в дверях живописной картиной нарисовался Мишка, в трусах, с бритвенным станком в руке, с одной щекой в пене, прервавший процесс бритья от озарившей его мысли, коей он поспешил поделиться.
— А вот скажи мне, командир, — задушевным голосом проговорил он, — мы с тобой одинокие, холостые мужики в полном расцвете сексуальных сил и энергий. Да?
— Ну?
— А вот ты помнишь, когда последний раз трахался?
— Ну… давно, очень.
— Я вот о чем. У нас двухкомнатная квартира, заметь, с изолированными комнатами, а мы ни разу… — Указательный Мишкин палец, жестом, подчеркивающим важность высказывания, поднялся вверх. — Ни разу баб не привели. О чем это говорит?
— Ну и о чем же? — усмехнулся Антон.
— О том, что мы либо голубые, либо импотенты, либо у нас не все в порядке с головой. Первое и второе невозможно по определению, значит, остается последнее.
— Ты сегодня ночью этого хакера охраняешь на тусне? — таким же задушевно-ласковым голосом спросил Антон.
— М-м-да.
— Вот и скинешь сексуальную и прочие энергии, гоняясь за этим козлом. Не в первый раз.
— Да, не в первый, — подтвердил Мишка. — Я все к чему… Значит, как только мы приводим баб и устраиваем большой трах на всю ночь, это означает, что наши дела наладились и даже двигаются к процветанию, вместе со всем капиталистическим обществом?
— А вот здесь ты зришь в корень. Обещаю, что именно так мы это и отметим. Все, все, Дуб, забудь, хотя б на время. Добривайся, пошли «капитализм» строить.
Когда немного отпустило, дело сдвинулось и стало раскручиваться, они пригласили двух девушек, отмечая таким образом первую, маленькую победу.
Но это было то еще свидание!
