чаевые и отошел. И тут Дашка вспомнила о подарке.
— Ах да! — Она достала книгу, завернутую в пакет, и протянула ему. — Это вам.
Он вытащил книжку с большой осторожностью из пакета, рассмотрел обложку и спросил:
— Стянули у девочки Лизы?
Дашка заглянула ему в глаза, и они одновременно прочувствовали, проживали этот момент, в который кончилась их Италия.
— Нет, — ответила она. — Это новая. Я доделала ее здесь.
Он наклонился и поцеловал ей руку, и у Дашки защемило-защемило сердце, потому что это был не тот почтительный и легкий поцелуй, которым он в эти дни целовал ей руки. Это был поцелуй восхищения, искренней благодарности за проведенные дни и грустного прощания, как навсегда.
У Дашки что-то плакало внутри, она чувствовала эту сладко-горькую щемящую печаль от невозможности вернуть ушедшие дни, прожить еще раз.
Он поднял голову, посмотрел ей в глаза, разделяя ее грусть, легонько пожал руку и пошел к машине, распахнул дверцу и уже сделал движение садиться, а ей так сильно захотелось его поблагодарить, по- настоящему, так, чтобы он услышал и понял, и она окликнула:
— Власов!
Он обернулся, и Дарья поделилась благодарностью.
— Это было красиво! — с особым чувством сказала она.
Даша смотрела вслед увозящей машине и тихо благословила его.
Он подарил ей Италию, их Италию, одну на двоих. Он преподнес ей, как дар, воплощение прекрасной девчоночьей, всегда несбыточной мечты о красивости, романтическом истинном ухаживании! И окрасил тонким, изысканным и глубоким вкусом и ароматом позапрошлого века, уважительным «вы».
Он сотворил это чудо — их Италию в солнечно-голубых, искрящихся тонах, пронизанных тонкими переживаниями.
Они ни разу не заикнулись о чем-то дальнейшем, они не делились прошлой жизнью, они не сделали ни одной фотографии, запечатлевая в ином измерении эти дни.
И прожили четыре дня итальянских каникул, отпустив прошлое, не бренча регалиями и достижениями сегодняшними и не суетясь будущим, — полной мерой наслаждаясь каждым мгновением этих дней, совместными переживаниями, одним дыханием. И у них у обоих теперь есть и останется навсегда их Италия.
И эти четыре дня.
Дашка не могла уснуть ночью, она спустилась в сад, села на скамейку под розовым кустом, прикрыла глаза и позволила тихой печали протекать через себя, как теплый солнечный луч в раскрашенной всеми красками уходящей осени.
Дашка плакала, проживая воспоминаниями эту Италию, хорошо Катьки рядом нет, а то начала бы пугаться ее слез, суетиться, расспрашивать. А этой их Италией Дарья не могла ни с кем делиться, кроме одного человека — участника, так не дававшегося Лизке определения: «непосредственного».
Пользуясь Катькиным отсутствием и отдельной палатой, то бишь без свидетелей, Дашка потихоньку начала ходить, хотя эти переползания лишь условно можно было назвать ходьбой.
Держась левой рукой за койку, она пробовала передвигаться вокруг кровати, стараясь не сильно наступать на загипсованную ногу, не тревожить загипсованное плечо и перетянутые ребра. Еще то «спортивное» занятие!
Больно, страшно, швы чешутся, под гипсом чешется вообще немилосердно, а ребра напоминают о себе при каждом движении!
«Красота, среди бегущих первых нет и отстающих!»
За данным занятием, в момент экстремального трюка — отцепиться от бортика кровати и перековылять со страхом к тумбочке, была застигнута Антоном Ивановичем.
— Молодец! — похвалил он, посекретничал:
— Вообще, после таких травм и при ослабленном организме и таком сотрясении не рекомендуется, но, как не мальчик в профессии, скажу тебе: чем больше будешь двигаться, тем скорее поправишься, только двигаться тоже надо грамотно. Давай-ка я тебе покажу!
Он показал, как правильно, поводил ее, поддерживая, по палате, помог лечь и осмотрел.
— Ну что, Дарья Васильевна! — вынес бодрый, оптимистичный вердикт он. — Молодцом! Завтра гипс плечевой снимем, швы затянулись великолепно! Думаю, надо пригласить пластического хирурга, чтобы он пошлифовал, убрал шрамчики мелкие от порезов. Ну, это на следующей неделе. И что?
— Что? — не поняла Дашка.
— Через недельку-дней десять — на выписку, красавица! Гипс с ноги, может, и снимем, осторожненько с головой, еще тяжело будет, такие сотрясения быстро не проходят. Ну, я тебе все подробненько распишу при выписке.
— В Италию можно лететь? — спросила Дашка с надеждой.
— Сбрендила? — по-простецки возмутился он. — Какое лететь? Какая Италия? Дома в кроватке, и по квартире чапать с повышенной осторожностью!
— Ну, дома так дома, — вздохнула Дашка.
Кстати, вопросец-то насущный! Бабушка с Лидией Ивановной вполне еще бодры и веселы, но не до такой степени, чтобы за ней плотно и постоянно ухаживать. Значит, придется Катьке в Москве сидеть. Фигово. Совсем Даше этого не хотелось.
Ну что ж! Домой доберется, там решит, что делать дальше.
И, радуясь хорошим медицинским новостям, Дарья погружалась в следующие воспоминания, как наяву.
Где-то через неделю после отъезда Власова Дарье позвонила начальница Татьяна Анатольевна, с ходу ошарашив напором, новостями и требованиями:
— Дарья, ты должна прилететь!
— Что, пожар на Спасской башне или матросы взяли Кронштадт? — заранее зная ответ, пыталась по инерции отшучиваться она.
— Что-то вроде этого, — не изменила деловитости тона Татьяна. — У нас большой заказ на выезд через неделю!
Они хорошо друг друга понимали, обоюдно уважали, являли прекрасный тандем и даже осторожно дружили, не переступая определенных рамок взаимного делового партнерства.
— Насколько большой? — смирилась с неизбежным Дашка.
— Летний лагерь детского дома, младшие группы. — И пожаловалась: — Черт знает где, Даш! Около пятисот километров от Москвы!
— А на фига так сложно? — включилась в проблему Даша. — Что у них там своих аниматоров нет?
— Да господь их знает! — сетовала Татьяна. — Заказ спонсирует кто-то из местных «кексов» богатых. Анонимно. И почему-то ему именно мы понадобились! То ли сам из Москвы, а там бизнес, то ли друзья московские про нас рассказали. Да и не суть! Нам-то какая разница? Заказ большой, предоплата поступила, все расходы плюс очень нехилый бонус за дальность выезда да еще размещение и питание за их счет. Так что, Даш, жду тебя через три дня максимум! Надо все посчитать, подготовить. Заказ-то на три дня: день приезда, вечернее выступление, полный следующий день, утренник на третий день и отъезд. Прикинула?
— Стахановская вахта! — вздохнула Дашка.
— Вот и я о том же! Давай, давай, собирайся!
Москва встретила прохладой, брызнув в лицо мелким дождичком, напомнив о далекой, казалось бы, осени, поддерживая в Дашке печальное настроение, приправленное легкой раздражительностью, которую она, не сумев сдержать, немного излила на бабушку и Лидию Ивановну.
— Ну что вы в Москве сидите одни? А мы там переживаем! Давно пора быть в Италии!
