— Я никак не могу привыкнуть и поверить, что девочек нет, а без них этот день не имеет значения. Ты приди, пожалуйста, Никочка, мы посидим, девочек вспомним.
У Вероники сердце разрывалось от понимания, что вряд ли придет, и она что-то неубедительно мямлила о плохом еще самочувствии и каких-то проблемах, сказала, что постарается, и чувствовала себя распоследней дрянью, обижающей близкого ее любимым бабушкам человека.
Ей было отчаянно стыдно врать, но и правду рассказать она не могла. Мария Гавриловна расстроилась, наверняка обиделась, но виду не подала, заверила с грустью, что все понимает.
Всю дорогу, пока добиралась до кафе, где они договорились встретиться с Милкой, Вероника мучилась чувством вины и злости на каких-то уродов, из-за которых приходится обманывать и обижать невниманием замечательную женщину!
— Так, что делать? — задала себе Ника вслух актуальный во все времена вопрос.
Она быстро ходила от качелей к забору и обратно, пытаясь сообразить, как ей поступить и что предпринять.
«Звонить нельзя ни из дома, ни с чьего-либо мобильника, ее телефон наверняка прослушивают, Мария Гавриловна лучшая подруга бабушек, рано или поздно я могу ей позвонить! Да сто пудов они разузнали об этом факте, нашли же эти козлы дедушкин дом!»
От качелей к забору, от забора к качелям — туда-сюда. Думай!
«Сейчас полвосьмого, если сесть на электричку, то часа через полтора — час сорок я у нее — это десять — двадцать минут десятого. Быстро поздравить и назад, около десяти есть электричка. Можно успеть! — Вероника рванула к дому, но резко остановилась от пришедшей вдогонку мысли: — Подожди, Никуша!
Во-первых, глупо так рисковать, за ее домом вполне могут следить и ждать тебя, особенно сегодня, наверняка они знают про день рождения Марии Гавриловны, а во-вторых, никто тебя не отпустит, тем более Антон!»
«Но я не могу ее не поздравить! — разозлилась она. — Давай, думай, ты же умная! Умная вряд ли поперлась бы куда-то, рискуя быть пойманной, это ты о себе слишком хорошо подумала! Давай успокоимся и расставим приоритеты! Ты можешь ее не поздравить? Нет! Категорически нет! — Она тяжко вздохнула, как пушкинская старуха перед разбитым корытом. — Тогда надо ехать!»
Ехать ей не хотелось.
Очень не хотелось. Вероника отлично понимала, что это глупо, рискованно, как-то совсем по-женски — эмоционально и нелогично, она боялась даже приблизительно представить, что будет, если об этом узнает Кнуров.
Но время поджимало, и если принимать решение и ехать, то прямо сейчас. Ника решилась, ругая себя последними словами, поднялась к себе, достала кошелек из сумочки, пересчитала деньги, вдруг на такси придется возвращаться, да и вообще, мало ли что. Но уехать втихаря, тайком, никого не предупредив, — это уж совсем разум потерять. Так поступить Вероника не могла и написала записку дедушке.
«Дедуля, я понимаю, что это очень глупо, но мне обязательно-обязательно надо съездить и поздравить Марию Гавриловну. Уверена, ты знаешь, что она лучшая подруга бабушек. Сегодня у нее день рождения, и наверняка тебе бабуля рассказала, что с этой датой связанно нечто значимое (мне, например, этот секрет не известен). Обещаю вести себя предельно осторожно. Я быстро, не волнуйся, десятичасовой электричкой вернусь назад!
Целую,
P. S. Не ругай меня сильно. Ладно? Я и сама себя ругаю. Обещаю не привести хвоста».
Вероника прошла в соседнюю комнату, которую занимал дедушка, и положила записку на кровать. Дедушка ложился около десяти, значит, раньше ее никто не хватится.
Ринковы и Василий Корнеевич сидели в гостиной на первом этаже и о чем-то беседовали. Ника подошла к перилам и обратилась к Наталье:
— Ната, я поковыряюсь в Интернете перед сном?
— Да, конечно, что ты спрашиваешь, ей-богу!
Ника прошла в конец коридора, постояла на краю верхней ступеньки, позволив себе еще немного сомнений и угрызений совести, спустилась по узкой лестнице, ведущей к задней двери, и очень тихо вышла во двор, так же тихо выскользнула из калитки и побежала к станции.
Не доходя до угла дома Марии Гавриловны метров десять, девица Былинская вдруг резко свернула и, пройдя через газон, внимательно глянув по сторонам, не видит ли кто ее странных маневров, спряталась за куст сирени, чуть не поломав от усердия букет, который купила на вокзале.
Она печально констатировала, что укрытий, из-за которых можно вести наблюдение за территорией перед домом, маловато. Хилые, невысокие кусты, непригодные для такого рода деятельности, реденькие деревья, за которыми не спрячешься, детская площадка посреди двора, где сейчас сидела компания подростков, еще несколько высоких кустов сирени ближе к дому — вот и все. Позиция, которую она заняла, оказалась не самой удачной: отсюда просматривалась только часть двора. Стараясь соблюдать максимальную осторожность, Вероника обошла по довольно приличной дуге подростков, сидящих на площадке, и перебежала к другому кусту сирени. А вот отсюда просматривался и двор, и нужный ей подъезд.
«Если за домом следят, то наверняка из машины», — блеснула сообразительностью барышня Былинская.
Она внимательно осматривала территорию и не заметила ни одного подозрительного человека. Хотя скажите на милость, как можно отличить подозрительного человека от добропорядочного? По надписи на груди: «Я криминальный элемент!» Других вариантов распознавания в страдающем от чувства вины разуме гражданки Былинской не возникало. Какая-то девушка зашла в дальний подъезд, мужчина и женщина вышли из другого подъезда и направились в сторону проспекта, три бабульки стояли и беседовали у нужного Веронике подъезда, кроме подростков, людей, прогуливающихся возле дома, не наблюдалось. А вот рассмотреть в сгущающихся сумерках, есть ли кто-то в припаркованных машинах, невозможно.
— Вот черт! — прошипела Ника, понимая всю бесполезность своей разведывательной деятельности и беготни по кустам.
Что она тут может высмотреть?
«Проходы к дому с трех разных сторон, поэтому вряд ли они будут стоять далеко от подъезда, — принялась рассуждать новоявленная разведчица. — Значит, если они все-таки следят, то находятся где-то рядом. Господи, ну не стоять же мне здесь до ночи!»
В это время из первого подъезда вышел мужчина, отключив сигнализацию в стоящем прямо на тротуаре джипе, сел в машину и не торопясь поехал через двор к выезду на проспект.
— Ну прямо как в киношном детективе! Специально для непутевой героини и динамичного развития сюжета! Спасибо, господи! — прошептала, радуясь, Вероника.
Пока автомобиль двигался вдоль дома, он подсветил фарами все стоявшие машины. И вдруг Ника совершенно ясно и четко рассмотрела в одной из них, синих «жигулях», припаркованных напротив подъезда, в котором жила Мария Гавриловна, сидевшего на переднем сиденье за рулем человека.
От страха и понимания, в какую историю по счастливой случайности она только что чуть не вдряпалась, сердце у Вероники ухнуло куда-то вниз, ноги ослабели, желудок схватило ледяным спазмом, а кровь молоточками застучала в кончиках пальцев.
— Спокойно! — принялась она уговаривать себя. — Ничего не случилось! Я же не поперлась сразу в подъезд с букетом наперевес!
Страх отпускал понемногу, напоминая о себе остаточными явлениями в виде дрожи в руках и ногах.
— А вот не надо шастать по темным дворам, и дрожать не пришлось бы, разведчица хренова! И чего тебе не сиделось в доме? — вытянув перед собой ладони, ругалась Вероника, наблюдая, как они мелко дрожат. — Пила бы сейчас чай в компании очень милых людей и Апельсина! Нет, понесло же тебя старушку
