возможно, и нет. Мои люди не питают иллюзий, но еще пытаются пробиться к вам.
— И что тогда? — спросил губернатор.
Пауза.
— Вам придется открыть двери с вашей стороны.
— И что?
Новая заминка, потом ответ:
— Не знаю, что вам посоветовать, губернатор.
— Ладно, — сказал губернатор, — давайте разберемся, как обстоят дела. Одна лестница уже исключается. Если есть надежда, — я хочу слышать ваше мнение, и ничего больше, — есть ли надежда, что все противопожарные двери на другой стороне выдержат, пока мы спустимся вниз — пока хоть кто-нибудь из нас спустится вниз?
В голосе Брауна слышалась боль:
— По-моему, почти никакой. Есть еще две возможности, и они мне кажутся получше. Возможно, Вильсону, Гиддингсу и тому инженеру-электрику удастся запустить лифт. — Он замолчал. — А вторая возможность — что нам удастся справиться с пожаром раньше, чем…— Он запнулся. — Что нам удастся с ним справиться.
Лицо губернатора было непроницаемо. Тяжелым невидящим взглядом он уперся в противоположную стену.
— Значит, оставшись здесь, мы получаем больше шансов?
— Я… я бы сказал, да.— Браун замялся.— Есть еще одна возможность, но это просто дикая идея Вильсона. Если бы Береговой охране удалось перебросить к вам трос с северной башни Торгового центра, то по нему можно было бы пустить спасательный пояс…— Голос, в котором явно звучал скептицизм, умолк.
— Мы готовы на все, — сказал губернатор. Он задумался;— Отзовите своих людей с лестниц:
Браун не отвечал.
— Вы слышали? — спросил губернатор.
— Может быть, — не спеша заговорил Браун,— пусть они лучше продолжают подниматься к.вам, губернатор. На всякий случай. То, о чем я говорил, это только мои догадки.
— Отзовите их, — повторил губернатор. — Нет смысла жертвовать ими ради бесполезного дела.
Брауну пришло в голову, что то же самое он слышал от командира пожарной части. Он устало и машинально кивнул в знак согласия.
— Да, губернатор. Но двое из них вернуться уже не могут. Под ними путь перекрыт огнем.
— Мы впустим их внутрь, — сказал губернатор. — Дадим им выпить и чуть подкрепиться. Это чертовски мало, но ничем больше помочь им не сможем. — И уже другим тоном продолжал: — Ладно, Браун. Спасибо за информацию. — Повесил трубку. Когда обернулся к Бет, на лице его было прежнее выражение.— Вы меня о чем-то спросили?
— Беру вопрос обратно.
— Нет, — губернатор покачал головой. — Вы заслужили ответ. — Он задумался, а потом сказал: — Не знаю, есть ли у нас шанс, но, честно говоря, сомневаюсь. Ну вот, слово и сказано. И мне это неприятно по многим причинам.
Она тихо ответила:
— Я знаю, Бент.
— Откуда вы знаете мои причины?
Ее улыбка была почти незаметной, это была та самая древнейшая, все понимающая, загадочная женская улыбка.
— Просто знаю.
Губернатор уставился на нее, потом тихонько кивнул.
— Может быть.
Широким жестом он обвел не только офис, но и все здание.
— Меня привело сюда тщеславие, а за него всегда приходится платить. Я люблю аплодисменты. Всегда их любил. Мне нужно было идти в актеры. — Он неожиданно улыбнулся.— Но, к счастью, я здесь. У всех на виду.— Его улыбка стала еще шире.
— Мне то, что я вижу, нравится. — Губернатор умолк на несколько секунд. — С кем-то вроде вас, — вдруг сказал он, — я, может быть, дотянул бы и до Белого дома. — Он снова помолчал. — Я смог бы все. — Он выпрямился.— Но, как бы то ни было, я здесь, и, как я уже сказал, за тщеславие человек всегда должен платить. Это закон природы. — Он медленно покачал головой.
— Мне можно с вами? — Она, все еще улыбаясь, встала.
Они вместе вышли в банкетный зал, остановились в дверях и осмотрелись. Там все было как прежде: люди собирались в кучки, расхаживали взад и вперед, официанты разносили подносы с напитками и закусками, были слышны разговоры, тут и там даже смех, который, правда, был слишком громким и нервным. Но была заметна и разница.
«Это вроде сцены бала в театре,— подумала Бет,— в опере или даже в балете, такое живое, но явно неправдоподобное скопление людей, которое занимает внимание зрителей, пока из-за кулис не выйдут главные герои».
Ей стало интересно, такое ли впечатление у губернатора, и по его улыбке поняла, что да.
— Выходим на сцену, — сказал он.
Президент телекомпании первым остановил их.
— Здесь становится жарко, Бент.
Губернатор улыбнулся.
— Вспомните прошлое лето, когда отключилось электричество у трехсот тысяч жителей и им приходилось обходиться без кондиционеров.
— Чужие проблемы никогда не помогали мне решать мои.
— Мне тоже, — признал губернатор, — но, с другой стороны, если ничего нельзя изменить…
— Я взял за правило, что всегда буду пытаться что-то изменить. По-моему, и вы тоже.
Губернатор кивнул. Улыбался своей рассчитанной на публику улыбкой, но в голосе его не было и капли веселья.
— Не в этот раз, Джон. Не сейчас.
— Что же, нам просто ждать, что будет?
— Пока это единственное, что нам остается, — ответил губернатор и пошел с Бет дальше.
Потом к нему подошел мэр Рамсей с женой.
— Есть новости?
— Пытаются запустить лифт. Как только получится, сообщат.
— А те пожарные все еще взбираются по лестницам?
— Двое из них, — ответил губернатор, — доберутся сюда. Двух других я вернул обратно.
На скулах мэра заиграли желваки.
— Можете мне сказать, почему?
— Потому что те двое, которые доберутся сюда, уже не смогут вернуться. На лестнице под ними пожар.
Мэр вздохнул.
— Это значит, что и вторая лестница небезопасна.
— К сожалению, это так.
Паола Рамсей сказала:
— Мы звонили Джилл. — Она улыбнулась Бет: — Она просила передать тебе привет. — Потом добавила: — Она всегда тебя очень любила. — Снова пауза. — Иногда я говорила себе, что ты понимаешь ее лучше, чем я, и меня это злило. Но теперь уже нет.
«Это тоже из тех слов, которые рождаются только в такую минуту, — подумала Бет.— Почему?»
— Я этого не знала.
— Это уже не важно. Все уже прошло. Джилл… — Паола задохнулась и покачала головой. — Она молода, Бет, она еще ужасно молода.
