— И теперь она должна будет рассчитывать только на себя. — Она взглянула на губернатора. — Я совсем не светская дама, Бент. Я просто испуганная женщина. Почему мы торчим здесь? Кто в этом виноват? Я спросила Гровера Фрэзи, но…
— Гровер,— сказал мэр,— растерян и перепуган.— В его голосе звучало презрение. — Но при всем том он был и остается джентльменом. Гровер Фрэзи — член клуба избранных. Моей жене он сказал: «Ну-ну, Паола, все скоро будет в порядке — я надеюсь». Или что-то в этом роде.
— Я хотела бы, чтобы кто-то понес за это ответственность, — сказала Паола Рамсей. — Кто-то из тех безответственных и непорядочных людей, которые делают, что им вздумается, называя это деловой активностью. Им все сходит с рук… Кто бы ни был виновен в этом, черные или белые, мужчины или женщины, выдающиеся педиатры или университетские священники, кто угодно, я хочу видеть собственными глазами, как они получат свое. — Она запнулась. — Нет, как они получат свое, я не увижу, да? Но хочу хотя бы знать, что это произойдет. Называйте меня мстительной, если хотите. Называйте меня…
— Я скажу только, что вы правы, Паола, — ответил губернатор. — Признаю, что нынешняя исключительная ситуация меняет и мои воззрения на преступление и наказание.
— Но ведь еще не все потеряно, — заметил мэр. — Вы ведь сами говорили, что лифты…
— Да, — согласился губернатор, — это еще не конец.
Он подумал о спасательном тросе, но решил, что не будет вспоминать о нем, чтобы не возбуждать преждевременные надежды.
— Я не люблю аналогий с футболом, — сказал он. — Никогда не обсуждаю футбольную тактику. Но пока нет свистка — игра еще не кончена. Поэтому…
— Нам нужно держаться как светским дамам, как ни в чем не бывало, — закончила Паола Рамсей. В глазах ее горела ярость. — Меня тянет на те слова, что пишут в сортирах, Бент. Я серьезно. — Потом добавила: — Продолжайте свой обход для успокоения народа. — Она помолчала, глядя на своего мужа.— И мы займемся тем же. Мы ведь не можем снять маску? — Голос ее был хриплым от гнева.
Губернатор смотрел им вслед. К нему приблизился Генеральный секретарь ООН.
— Между нами, — быстро сказал губернатор Бет, — я испытываю те же чувства, что и Паола. Но, выйди это наружу, разве не пострадал бы мой образ в глазах общественности?
Он снова улыбнулся, на этот раз Генеральному секретарю, который с привычной небрежностью держал в руке бокал шампанского. — Вальтер, у меня такое впечатление, что мы еще не извинились перед вами за эту… гм… мелодраму. Так что я приношу вам свои извинения.
— Разве вы в этом виноваты?
— Только не в прямом смысле. — Больше он распространяться не стал.
Генеральный секретарь спросил:
— Вы заметили, как быстро и легко человек в критические моменты меняет свою систему ценностей? Еще недавно я думал только о балансе сил, волнениях на Ближнем Востоке, проблемах Юго-Восточной Азии и претензиях целого ряда делегаций по разнообразным поводам. — Он умолк и задумчиво улыбнулся: — Мне это напоминает совсем другое время, когда тоже имело значение только «здесь» и «сейчас».
— Когда это? — спросила Бет.
— Во время войны? — предположил губернатор. — Вы это имели в виду, Вальтер?
— Некоторое время мы жили под Мюнхеном, в стогу сена, — ответил Генеральный секретарь. — Наш дом конфисковали. Меня выпустили из концлагеря — моя жена это как-то устроила. Нас было шестеро. Двое детей, теща, моя тетка и нас двое. — Он говорил тихо и медленно. — Однажды мы раздобыли курицу, целую курицу. Она была для детей, но им не досталась. Когда мы с женой отвернулись, обе старушки ее тут же съели. Всю, и косточки обглодали дочиста. Так обстоят дела, когда речь идет о выживании.
— Возможно, — не спеша предположил губернатор, — если всех истеричных политиков, создающих вам такие проблемы, перенести в эти минуты сюда, поставить их в наше положение, то все споры сразу будут решены. Что бы вы сказали о таком варианте?
— Что это абсолютно в стиле янки. — Генеральный секретарь улыбнулся. — Полагаю, что наша ситуация не изменилась? — Увидев лицо губернатора, он только кивнул: — Я так и думал. А теперь одно маленькое замечание. Судья Пол Норрис, скажем так, на грани взрыва. Он так разъярен,— снова та же улыбка,— что моих дипломатических способностей не хватает, чтобы его успокоить.
— Я с ним поговорю, — сказал губернатор.
Судья Пол Норрис, высокий седовласый мужчина командирского типа, бросил на него испепеляющий взгляд.
— Если кто-нибудь немедленно что-нибудь не придумает, — сказал он, — я возьму все в свои руки.
Губернатор понимающе кивнул.
— И что вы сделаете, Пол?
— Не знаю.
— Прекрасный ответ, вполне достойный вас.
Норрис медленно ответил:
— Слушайте, Бент, вы мне осточертели. Вы остры на язык. Все это знают. И вы пользуетесь им, чтобы издеваться над всем, что создало величие этой земли. Вы…
— Вы имеете в виду, — сказал губернатор, — унаследованное состояние, положение и то, что когда-то называлось привилегиями?
Тот кивнул.
— Я видел недавно ваше имя в одном списке. Ваши доходы за прошлый год достигли почти миллиона долларов, но при этом вы совсем не платили налогов.
— Я не нарушал законов. — На лбу Норриса забилась тонкая жилка. — Все было в рамках закона.
— В этом я убежден, только вот человеку, который зарабатывает только десять тысяч в год, тяжело понять, почему он должен платить налог в двадцать процентов.
Бет смотрела, слушала и пыталась понять, чего хочет добиться губернатор, сознательно восстанавливая против себя этого человека, будь он хоть тысячу раз прав.
— Мне плевать на людей, зарабатывающих десять тысяч в год, — ответил Норрис.— Они меня не интересуют.
Бет в душе рассмеялась. «Теперь понимаю, — сказала она себе,— это сознательное размахивание красной тряпкой, чтобы отвлечь человека от главной проблемы».
— Но и на вас, Пол, наплевать тому нашему гипотетическому человеку, зарабатывающему десять тысяч долларов в год. Он сыт вами по горло и считает, что с вами и вам подобными давно пора кончать.
— Вы говорите, как коммунист.
— Это обо мне уже говорили.
— Значит, вы признаетесь?
Губернатор улыбнулся:
— Я думаю, откуда взялось это обвинение. Крайние левые считают меня слишком верной опорой нашего строя, и вместе с мнением, которого придерживаетесь вы и вам подобные, это ставит меня туда, где я и хочу быть: довольно близко к центру. — Он помолчал. — Попробуйте задуматься над всем, что я вам сказал. — И потом внезапно холодным голосом: — Но пусть вам не взбредет в голову затеять в этом зале какой-нибудь переполох, или я прикажу связать вас как рождественского гуся и заткнуть вам рот бананом. Вы поняли?
Норрис засопел. Жилка на лбу набухла еще сильнее.
— Вы не посмеете!
Губернатор ощерился.
— Не пытайтесь это проверить, Пол. Я блефую только в покере. — И они с Бет отошли прочь.
Официант с напитками на подносе заступил им дорогу.
— Спасибо, парень, — сказал губернатор. Подал бокал Бет и сам взял другой.
— Как идут дела, господин губернатор? — спросил официант полушепотом. — Знаете, говорят, что нам отсюда не выбраться. Никогда. Говорят, что с пожаром не могут справиться. Говорят…
