Обжегся я не сильно, хотя часть искр (слава Богу, не сигарета целиком!) угодили мне за шиворот и произвели тот самый фурор, из-за которого я чуть не провалился под лед. Всё, однако, обошлось, и, простояв в колодце еще с полчаса, я начал пробовать выбраться. Оказалось, что в узком пространстве, где ты можешь упираться одновременно ногами и плечами, выбраться, держась за верёвку можно. Нервы подпортило то, что порваться она могла в любой момент и тогда, мероприятие закончилось бы трагически. Я об этом, естественно, пока выбирался, только и думал. Причем, понимая, что «думать нельзя». Постоянно себе это внушал и от того ни на минуту забыть о веревке не мог. Поэтому вспотел я не столько от физических упражнений, сколько от пережитого стресса…
Выбравшись, я первым делом обозрел окрестности, а затем, здраво решив, что в доме засада, посеменил в сторону железнодорожной станции. Там, сев на первый попавшийся поезд, и, только за тем выяснив, что он идет в нужном направлении, добрался до Петербурга. Не доезжая станции до Центрального вокзала – опять результат мучительных попыток соблюдать конспирацию – я ожидал там непременно засады, – добрался до метро Ломоносовская.
Сказать, что при виде меня Леха и Дрон, к счастью там оказавшиеся, не испытали никакого счастья, значило, ни сказать ничего.
Я не очень понял, почему они не уехали из города. Но факт оставался фактом: стояли, как ни в чём не бывало, и сшибали по мелочёвке. Увидев меня, помрачнели на глазах. Казалось, они сами не понимали, чего же они хотят от жизни больше: что бы меня скорей посадили в тюрьму, и, они бы меня больше никогда не видели (но тогда я могу их выдать!) или же, что бы я оставался на свободе (но тогда меня могут арестовать…).
– Привет, мужики! – старательно растягивая рот в счастливой улыбке но, опасливо озираясь по сторонам, приветствовал их я. Руки не протянул. Для конспирации.
– Привет. Коль не шутишь. – Промычал Дрон не очень дружелюбно. В это время мимо прошел какой-то подозрительный мужик в черном плаще, черной шляпе и с черным кожаным чемоданчиком. Парни проводили его долгим взглядом. Я, взглядом же показал, что «тоже заметил», однако, мысленно заключил, что никакой идиот не придумает переодеться шпионом, если он действительно шпион. Для этого нужно было изощренное конспиративное мышление в стиле Джеймса Бонда. Какового причин, в данный момент, наблюдать здесь не наблюдалось. Мои обстоятельства, хоть, и были не прояснёнными, но на «угрозу миру» не тянули.
В общем, на мою просьбу переночевать, мне выдали ключ, объяснив, что сами пока поживут в другом месте. Я их понимал. Ночевать с человеком, объявленным во всесоюзный розыск, было с любой точки зрения неправильным.
На прощание они посоветовали мне обращаться с бронированной дверью аккуратно, и, когда запираюсь изнутри, не доводить рычаг до конца. «А то, может заклинить. Навсегда».
«А дверь звуконепроницаемая», – добавил Дрон безразлично, всем своим видом показывая, что понимает, какую услугу мне оказывает, делая это пояснение. Заклинить меня «навсегда» в подвале было бы хорошим решением для всех, кроме меня. На том и распрощались.
Теперь мне был нужен телефон. Я хотел позвонить Андрею и узнать, нет ли каких новостей. Какого рода «новостей», я и сам толком не понимал, но больше поговорить мне было и не с кем…
С криминалом я не был связан никогда и опыта в данном деле не имел совершенно. Однако, понимая, что мой фоторобот имеется в каждом отделении милиции, другого пути, кроме как совершить совершенно конкретное уголовное преступление, в голову мне не пришло…
«Глушняк». Кажется, так назывались нераскрытые дела, к которым на девяносто девять процентов относились и случаи хищения мобильных телефонов. А вот если я начну слоняться по станции с просьбой позвонить, или пытаться выпросить жетон – тут уж я точно стану одним из самых подозрительных типов и несомненным объектом наблюдения милиции.
«Но как же это сделать!? – идей не было, но, поступавший с каждой минутой в кровь адреналин делал свое дело. В какой-то момент мне стало уже все равно, как осуществить затею.
Единственно, что я определил для себя с уверенностью, было то, что я «не должен причинить насилия». И, как только представиться возможность, выяснить по номеру телефона имя пострадавшего и вернуть ему мобильник. Идиотский идеализм посетивший меня, как ни странно, не снизил моего криминального настроя, а, даже, в каком-то смысле, подстегнул к боевым действиям. Моральный барьер был преодолен.
Дальнейшее оказалось делом техники. Я быстро вышел из зала метро и, не долго думая, зашел в Мак- Дональд. Занял очередь и стал озираться по сторонам.
Вскоре я заметил сидящую за столом девушку. На столе, рядом с недопитой чашкой кофе, лежал сверкающий всеми цветами радуги мобильный телефон. «Сменяю в ближайшем комке на более дешевый, с новой сим – картой», – мелькнуло в голове. Я быстро направился в ее сторону. Проходя мимо я, повинуясь какой-то внезапной интуиции, громко хлопнул в ладони прямо за ее спиной. Звук получился оглушительный. Она вздрогнула и обернулась. Я же, уже находясь впереди неё, спокойно взял телефон со стола, и, не приостанавливаясь, уже через шаг оказался за дверями. Здесь я, ни секунды не раздумывая, рванул вперед. Теперь все решала только быстрота.
Расположение домов вокруг метро я изучил неплохо и бежал почти автоматически. Стараясь выжимать максимальную скорость, я, все же, что бы не привлекать внимание прохожих, изображал спортсмена, совершающего вечерний моцион. Оказавшись достаточно далеко от места преступления, я остановился и огляделся. До бомбоубежища оставалось всего ничего, но из соображений безопасности, я решил чуть побродить: засвети я место посторонним, шансов переночевать у меня больше не оставалось.
Я присел на скамейку и задумался. Звонить Андрею? А если меня запеленгуют? Телефон у него наверняка прослушивается…
Тут я заметил одинокую фигуру девушки, проходящей мимо меня. Она, казалось, кого-то искала. Я посмотрел на нее повнимательней.
«Мама подарила, вчера… что я теперь скажу? Гады, какие гады!» – в последних её мыслях была какая- то неопределенная патетика, словно имелись в виду не конкретные «гады», к которым у нее были претензии, а весь мир был наполнен ими и состоял из них. И нет теперь среди людей больше ни одного хорошего человека, кроме, пожалуй, её мамы, да и от нее теперь девушка ожидала каких-то неприятностей…
И вдруг я её узнал. Это она сидела за столом в Мак-Дональде за чашкой кофе! Еще недавно совершенно счастливая, положив перед собой свой новый мобильный телефон она осматривала его то так то этак а получалось все равно: «красивый, какой красивый!». И вот теперь эта красота пропала; оставила ее одну на холодной, продуваемой ветром улице; унеслась в неизвестном направлении с каким-то полоумным мужиком, которого она и разглядеть-то толком не сумела…
«Ё-мое! – подумал я, уже примерно представляя развитие событий и расстраиваясь от этого понимания еще больше. Я молча смотрел на приближающуюся девушку. „Может слинять? – шевельнулась ленивая мысль. Двор был пустым и тихим. – Не боится же она здесь одна ходить?…“
И, словно в подтверждение моих мыслей, от стены отделились две тени и скользнули по направлению к девушке.
«Ну вот, теперь из-за меня девку вконец обчистят, хорошо, если по голове не дадут…» – мрачно подумал я, после чего встал со скамейки и решительно направился в её сторону. Тени приостановились. Я подошел почти в плотную. Тени замерли неподалеку и продолжали наблюдать. Девушка же смотрела на меня, словно видя впервые.
Тут только я сообразил, что она и не могла меня узнать; она ведь меня толком и не видела… То есть, внешность ей моя совершенно не знакома, а искала она по дворам непонятно кого. Скорее так, ходила от горя и в истерике, вспоминая всю свою жизнь сперва от начала в конец, а затем наоборот. Просто, что бы домой не идти. Мамашу она, кажется, любила, но боялась еще сильней. «Синичкина Мария Владимировна, тысяча девятьсот… года рождения, профессия машинистка, мать…» – привычно забубнило в моей голове.
– Здорово Машка! – громко и радушно заорал я на всю улицу. – Ты чего здесь одна как во поле береза, мы же на улице договорились? Вставай, все уже собрались, только тебя ждём! – Я неопределенно махнул рукой в сторону просвета между домами. Тени, поколебавшись, сдвинулись назад.
