— Обжегся, — мрачно бросил Угль.
— Это-то я понял. Между прочим, довольно трудно не обжечься, если лазить в костер голыми руками. Но что ты сделал с ожогом?
— Подержал руки в воде. Только надо было бежать к роднику, там вода холоднее, чем во фьорде, а чем холоднее, тем лучше помогает.
Арн взглянул на его руки. Может, конечно, холодная вода и помогла Углю, но видно же, что ему все равно больно.
— Не очень-то будет приятно такими руками резать тростник, — сказал Угль, словно читая его мысли. — Но впредь мне наука: надо думать, что делаешь.
— Глину я положил в тень, — сказал Арн. — Я же не знаю, для чего она тебе нужна. А мясо завернул в листья и упрятал обратно на дерево. Пойду принесу лист с глиной.
Когда он вернулся, в руках у Угля был еж.
— Сейчас мы замуруем этого зверя, — сказал он, садясь на землю.
Арн с комом глины присел перед ним на корточки, нетерпеливо ожидая, что будет дальше.
Угль развернул глину и стал облеплять тушку толстым слоем, время от времени тщательно приминая, чтобы глина прошла между иголками до самой шкуры. Таким образом он обмазал ежу всю спину и бока.
— Вот только соли у нас нет. По-настоящему его бы надо натереть изнутри солью. Без этого вкус будет не тот, а жаль.
— А заменить ее чем-нибудь нельзя? — спросил Арн.
— Да нет. Чем ее заменишь? — Угль посмотрел на Арна, потом огляделся кругом, будто надеясь, что на глаза ему вдруг попадется куча соли. — Хотя погоди…
Он взял топор и пошел к тому месту, где густо росли высокие растения с белыми зонтиками цветов. Срубив несколько растений, он, пользуясь теслом как мотыгой, разрыхлил землю и выдернул корни.
— Пожалуй, это даже удачно, что мне тогда попался в лодочном сарае не обычный топор, а тесло. Оно, конечно, не для всего годится, но все-таки им много чего можно делать.
— А это что такое? — спросил Арн, указывая на корни. — Их можно класть вместо соли?
— Не то чтобы вместо соли, — сказал Угль, — но ими все-таки можно немножко приправить для вкуса. А потом мы их съедим вместе с мясом. Между прочим, здесь попадаются и ядовитые растения: если их поешь, можно заболеть. А есть и такие — знаешь, с красными пятнышками на стеблях, — от которых можно даже умереть.
— А ты уверен, что эти у тебя не ядовитые? — с сомнением спросил Арн.
— Ну, я надеюсь, — сказал Угль. Он уже начал копьем соскабливать с кореньев землю.
Прежде чем положить их ежу в брюхо, туда, где раньше были внутренности, он обтер их листьями белокопытника. А потом снова взялся за глину, и вскоре уже никто бы не догадался, что перед ним еж. Просто ком глины, и все.
— Ну вот, — сказал Угль. — В таком виде он может полежать, пока мы не соберемся его поджарить, ему ничего не сделается. А теперь давай прикинем, что нам сегодня надо еще успеть.
Сделать им предстояло очень многое. Работы было не на один день. Поэтому следовало составить план, чтобы самое важное делалось в первую очередь. А ведь, помимо всех обязательных дел, им еще надо было добывать себе пропитание. Вначале, чтобы не тратить много времени, они, конечно, обойдутся тем, что попадет под руку. А там будет видно, может, они станут поразборчивее.
— По-моему, нам надо как можно скорее достроить хижину, — сказал Угль.
— Я тоже так думаю, — согласился Арн. — Гораздо приятнее спать, когда над головой есть крыша.
— Конечно. Но главное даже не это. Все дело в том, что погода ведь может испортиться. В такую жару, того и гляди, налетит гроза с ливнем. Нас-то от этого не убудет, а вот костры может залить. Нужно иметь очаг, которому не страшна никакая непогода.
— Значит, придется опять резать тростник, — вздохнул Арн.
— Придется опять рубить березки и орешник, — усмехнулся Угль, понимая, что Арну до смерти неохота возиться с тростником.
— Ну, это что. Если б только не надо было резать проклятый тростник!
— Хочешь, руби березки и орешник, — предложил Угль, — а я займусь тростником.
Арн не сразу ответил. У него ныла спина и болели руки. Соблазн был велик. Но ему нужно было во что бы то ни стало завоевать уважение Угля. Уважение этого раба, у которого как-то само собой получилось, что именно он стал верховодить.
— Нет, — сказал он наконец, — мы сделаем наоборот.
— Но почему же? — Угль был в недоумении.
— Потому что я так сказал! — довольно резко ответил Арн. И потом несколько мягче добавил: — И потому что у тебя руки обожженные.
— Ну хорошо, — немного помедлив, сказал Угль. Каким-то внутренним чутьем он угадывал, что Арну это важно — показать, что он ничуть не хуже и тоже все прекрасно может.
Взяв топор, Угль направился к зарослям орешника.
— Я пошел, — кинул он через плечо.
Арн резал тростник, и пот катил с него градом. Но сегодня ему было легче, чем вчера. Во-первых, он приноровился, и, во-вторых, Угль заточил копье. Заточен был, правда, лишь самый кончик, но и это уже сказывалось. Вечером надо будет заточить остальное. Если Угль сумел, значит, и он должен справиться. И еще надо бы поучиться готовить еду.
Вспомнив о еде, Арн невольно бросил взгляд туда, где находилась ракушечная отмель. Бр-р! По телу у него поползли мурашки, хотя ему было жарко. Жарко так, что он обливался потом. Он прилагал все усилия, чтобы нарезать как можно больше тростника. Чтобы показать этому странному рабу…
Единственное, что у него не вспотело, — это ноги виже колен. Они были холодные, как лед, и почти совсем омертвели от долгого стояния в топкой жиже. С трудом выбравшись на твердую почву, он с разбегу бросился в воду и поплыл, смывая с себя пот и разгоняя кровь, чтобы отошли занемевшие ноги.
Потом он еще побегал по берегу, пока не обсох. Ноги кололо, будто в них впились тысячи иголок. А когда колоть перестало, он снова пошел шлепать по вязкой топи и резать тростник. Он уже много успел нарезать и был доволен, хотя все тело у него было в царапинах.
Угль тоже трудился без устали. Ветки орешника ворохами были набросаны вокруг, но он не давал себе ни минуты передышки. Он прекрасно понимал, как трудно было Арну переломить себя и взяться за резку тростника, да еще в одиночку. И ему хотелось поскорее разделаться с березками и орешником и пойти ему помочь. Этот Арн, похоже, ничего парень. Или станет ничего, со временем. Угль вспомнил его фразу: «Потому что я так сказал» — и усмехнулся. Ну конечно, для Арна сейчас все на свете перевернулось — так же как все перевернулось и для него самого. Он не забыл, как ему было страшно, когда он в первый раз осмелился возразить Арну. А ведь мог бы сделать это и раньше. Хотя…
Когда перед тобою намного превосходящая тебя сила, стать рабом гораздо проще, чем может показаться. Смутные картины далеких лет, когда он был еще маленьким мальчиком в Стране Больших Темных Лесов, одна за другой проходили перед его мысленным взором, и глаза его затуманились. Он вытер навернувшиеся слезы, одним ударом срубил последние ветки орешника, вложив в этот удар всю свою силу, и сгреб в кучу разбросанные прутья. Их было больше, чем он мог унести за один раз, так что ему пришлось сходить дважды.
После этого он срубил четыре тонкие березки и тоже оттащил их к хижине. Четырех будет достаточно, ведь у него осталось еще три со вчерашнего дня. А обожженные руки все-таки болят, когда стучишь топором по стволам деревьев.
По пути к фьорду он вспомнил, что Арн все еще ходит нагишом и наверняка исцарапается, когда будет в охапке тащить тростник домой. Поэтому он вернулся и прихватил кусок парусины со своей постели. В нем будет удобно вдвоем нести тростник, и при этом никто не порежется.
