— Это ВВС! — выкрикнул Коскинен, вглядываясь в узкий силуэт в небе. — Вон опознавательный знак, смотри! Это ВВС!
Какой-то солдат бежал к ним через цветочные клумбы. Агент ВК, припав на одно колено, выпустил в него из автомата длинную очередь, но солдат успел упасть на землю — прямо в грязь, и тут же в агента полетела граната. Коскинен, забыв, что их защищает кокон, повалил Вивьен и закрыл ее своим телом. Но ни звука не проникло сквозь барьер. Коскинен поднял голову. Что-то явно происходило вокруг, но людей видно не было.
Нет, вон кто-то пробирается через густые заросли… Маркус! Лицо грозного шефа контрразведки напоминало маску-карикатуру, кровь стекала по подбородку. Он подбежал к цилиндру бомбы и принялся что-то крутить в основании… Сердце у Коскинена замерло. Но в этот момент из кустов выскочил солдат. Автомат затрясся в его руках, и Маркус, корчась, повалился на живот. Солдат перевернул тело на спину, покачал головой в каске и озадаченно огляделся. Мертвые глаза Маркуса смотрели на восход солнца.
Коскинен встал и поднял Вивьен на ноги. Он крепко прижимал к себе девушку, не понимая, почему она плачет.
Взвод солдат рассредоточился вокруг кокона. На молодых лицах читалось удивление.
Седой военный в сопровождении трех офицеров и двух человек в гражданском обошел вокруг дома. На его погонах сверкали четыре звезды.
Он остановился и недоуменно уставился на странную пару.
— Коскинен? — спросил он, воспользовавшись миникомом.
— Да? — Коскинен включил свой передатчик. — Это я.
— Я генерал Грахович. Армия Соединенных Штатов… — Он бросил презрительный взгляд на труп Маркуса. — Отряд специального назначения. Мы прибыли сюда по приказу Президента, чтобы изучить обстановку, но стоило нам приземлиться, как эти птенчики открыли огонь. Какого черта! Что здесь происходит?
— Я все объясню, — произнес Коскинен. — Одну минуту, будьте любезны. — Он осторожно отстранил от себя Вивьен, нырнул в убежище и отключил генератор поля.
Когда он вышел, в лицо ему ударил душистый ветер только что начавшегося дня.
21
Им удалось побыть наедине лишь несколько минут, и то — только благодаря любезности генерала Граховича.
Когда Коскинен вошел, Вивьен стояла возле окна, глядя вдаль на луг, реку и убегающие вдаль холмы.
— Ви, — позвал он.
Она не обернулась. Он подошел сзади, осторожно обнял за плечи и тихо произнес в ухо, губами коснувшись черных волос, которые пахли летом:
— Все кончилось. Все кончилось, кроме приветственных воплей.
Вивьен не пошевелилась.
— Конечно же, шум еще не скоро уляжется. Мне сообщили, что половина правительственных чиновников, которые слышали новости, хочет меня повесить за то, что я раскрыл всему миру секрет кокона. Но другая половина считает, что у меня не было иного выбора. К тому же, я не нарушил ни одного закона, поэтому лучше признать Fait accompli[8] и объявить нас героями. Не могу сказать, что мне все это нравится, но придется потерпеть.
— Ну что ж, значит, теперь все хорошо, — вяло проговорила Вивьен.
Он поцеловал ее в щеку.
— А когда…
— О, да, — кивнула она, — тебя ждет удивительное время.
— Почему ты говоришь «тебя»? Я считаю — нас обоих. — Он вдруг почувствовал, как немеют руки. — Послушай, Ви, с нас сняты все обвинения, и тебе ничего не будет. Генерал Грахович дал мне слово. Он сказал, что ты вела себя просто геройски, а за это положена награда…
— Очень мило с твоей стороны, что ты не забыл обо мне в такой суете, — сказала она. Потом повернулась и встретила его взгляд. — Если честно, так я ничуть не удивлена. Ведь ты у нас замечательный парень.
— Что за чушь! — взорвался он. — Разве не должен я заботиться о собственной жене?! — Коскинен замолчал и тут с ужасом заметил, что она не плачет только потому, что уже выплакалась досуха
— Я потеряю тебя, Пит, как и все остальное, — сказала Вивьен.
— О чем ты говоришь?!
— Неужели ты думаешь, что я соглашусь соединить наши жизни? Что я соглашусь привязать к себе такого человека, как ты? Неужели ты так подумал? Нет, Питер, я никогда не позволю себе зайти так далеко.
— Что значит «зайти так далеко»? Разве ты не хочешь быть со мной? Сегодня утром, перед рассветом…
— Тогда все выглядело иначе, — сказала она — Я не верила, что мы останемся живы. Так почему было не дать друг другу то немногое, что оставалось? Но сейчас, когда впереди вся жизнь?.. Нет. Это будет неправильно.
— Значит, меня можно в расчет не принимать?
