Преступник, разбуженный таким «нежным» способом, вскочил как ужаленный и, охая, стал потирать обожженное хлыстом место.
— Ах ты, чертов приспешник! Негодяй этакий, злодей! Вот ты как? Эй, люди, сюда! Вот тебе еще раз!
Духовный владыка снова замахнулся, и злобный свист хлыста возмутил душу «чертова приспешника».
Но тут лошадь с громким ржаньем вырвала поводья из рук епископа и во весь опор помчалась в чащу. Вблизи раздался глухой рев, и внезапно появился большой зверь. Он, казалось, соображал, стоит ли ему подойти поближе и познакомиться с двуногими пришельцами.
— Медведь! — вскричал святой отец и уронил хлыст.
— Ну и громадина! — пробормотал слуга.
— Гоподи боже, что же теперь делать?
Слуга пожал плечами и, не говоря ни слова, уселся на землю.
— О Иисус и Мария! Ты что, с ума сошел? Ведь тут нам и конец! Погибнуть у этого дьявола в когтях! Дурак, мужичье, вставай, бросайся на него — ты же и сам как медведь… Вахур, милый, задуши его, разорви… Смотри, он все ближе… о матерь божья!.. Вахур, помоги, спаси меня, спасителя души твоей!
Вахур серьезно покачал головой.
— Лучше околеть в когтях хищника, чем под кнутом палача.
Медведь все приближался. Епископ переминался с ноги на ногу.
— Ты оставайся здесь, а я убегу! И епископ хотел удрать.
Но Вахур встал и спокойно промолвил:
— У меня ноги длиннее, чем у господина епископа.
— Я не буду тебя пороть… Слуга усмехнулся.
— Я отпущу тебя на волю… Слуга прислушался внимательнее.
— Я дам тебе земли… ай-ай-ай! Господи помилуй… смотри!
Медведь, рыча, поднялся на задние лапы в трех шагах от людей.
— И господин даст мне землю в полную собствен ность?
— Дам, ей-богу, дам!
— Клянетесь в этом?
— Клянусь, клянусь, клянусь!
Слуга выхватил у епископа из-за пояса охотничий нож и шагнул навстречу медведю, пристально глядя на него. Тот сердито рычал… С минуту Вахур вертелся вокруг зверя и вдруг схватил его за горло своими железными пальцами и глубоко вонзил нож; ему в грудь. Но смертельно раненный хищник крепко обхватил лапами своего противника. Человек и зверь катались по земле. Трещали сучья, вздымалась песчаная пыль, слышалось приглушенное рычание… и вот, наконец, человек победил. Он поднялся на ноги, весь исцарапанный, в разорванной одежде, и торжествующим взглядом посмотрел на огромное тело поверженного врага, бьющегося в предсмертных судорогах.
«На крови этого хищника взойдет цветок моей свободы», — сказал он себе.
Он не ошибся. Епископ сдержал свое слово: он отпустил беглого раба на свободу и дал ему в полную собственность участок леса на окраине земель, окружавших замок Лодиярве; замок этот впоследствии во время войн исчез с лица земли. Вахур был обязан помогать епископу только в случае войны.
Могучий Вахур построил себе в лесу домик, но оказался слишком ленивым, чтобы пахать землю. Он бродил по лесам и добывал себе пропитание охотой. Самой большой утехой для него было истреблять хищных зверей. Своей необычайной силой он прославился по всей округе, а его имя и его подвиги, во сто крат преувеличенные людской молвой, долго жили в народной памяти. Рассказывали, будто он когда-то голыми руками передушил целую стаю волков, в жестокий мороз напавших на него, содрал с них шкуры, а тушки развесил на елке, точно рождественские подарки; оттуда их потом из жалости стащили голодные волчьи сородичи и добросовестно упрятали в свои пустые брюха; будто однажды, узнав от более просвещенных людей, что в древности жил некий силач, не то Симеон, не то Самсон, который связал вместе за хвосты сто волков или медведей, Вахур изловил буйвола, медведя, волка, кабана и еще каких-то диких зверей, укротил их, всем на диво, и, ведя за собой это адское стадо, ходил по деревне; будто бы он вырвал из земли ели вместе с корнями, обломал корни и ветки, а потом из стволов построил себе дом. Много таких рассказов о могучем Вахуре передавалось в народе из уст в уста. У молодых парней, когда они их слышали, загорались глаза, а пожилые крестьяне еще больше сгибали свои натруженные спины, и взгляд раба, устремленный в землю, словно говорил: «Он это делал. А нам не под силу… мы должны терпеть».
Некоторое время могучий Вахур одиноко бродил по лесам; наконец ему это наскучило. У владельца замка Лодиярве он за волчьи шкуры выменял миловидную девушку себе в жены, а ее брата взял в работники. Жену он баловал, землю пахать поручал работнику, сам же был грозой для диких зверей. Умер он в глубокой старости и перед смертью своему сыну Тамбету, который и сам уже был отцом семейства, завещал следующее:
— Ты знаешь, сын, что я получил свободу и землю благодаря своей силе и сохранил их также благодаря своей силе. Ты хоть и рослый парень, но у тебя длинная шея, узкие плечи и тощие бедра. Выкорчевать молодое дерево или убить дикого кабана тебе не под силу. Но у тебя живой ум, и, может быть, ты хитростью добьешься того, чего я достигал силой. Смотри же, береги свободу, которая так легко нам досталась, воля слаще меда, но и тает как мед: ты и оглянуться не успеешь, как она растает у тебя на устах и ты будешь вкушать горечь рабского пота. Возведи высокую стену вокруг нашего дома, купи себе побольше работников, обрабатывай землю, накапливай добро. Сторонись господ, презирай их непонятную веру, молись небесному отцу…
Тут у Вахура прервалось дыхание, он выпил глоток сладкого меду и добавил:
— Я познал рабство, я видел бедствия нашего народа, но я мог только скрежетать зубами. В одиночку ничего не сделаешь. Люди только бормочут проклятия сквозь зубы, а укусить не решаются… Душа народа подавлена и стонет, поверженная к ногам угнетателей… Но ты ищи тех, кто не плачется, буди их, помогай им, призывай и других к этому… и когда грозный гул пронесется по всей стране, беритесь за оружие, и пусть звон его, дойдя до самых небес, разорвет тучи и пробудит скорбящих богов!
Старый Вахур умолк. Душа покинула его дряхлое тело.
Перед смертным одром стояли, проливая слезы, его жена, сын Тамбет со своей женой и их сын Яанус2, которому в то время было восемь лет. Вдова Вахура спустя несколько месяцев сошла в могилу вслед за своим любимым мужем. Через два года умерла и жена Тамбета.
Тамбет был живой и деятельный человек, он охотно работал и копил добро, но о страданиях своей родины не задумывался. Он купил еще трех молодых работников, срубил просторный дом с хозяйственными постройками, огородил двор бревенчатой стеной и заложил за нею сад. В подходящем месте, чуть поодаль от жилого дома, он вырубил лес и начал обрабатывать большие участки земли. Немцев, вопреки завету Вахура, он не чуждался, а уже смолоду изучил их язык, часто ездил в Таллин и в замок Лодиярве торговать и закупать нужные ему товары. Своего сына Яануса он тотчас же после смерти Вахура отдал в учение в таллинский монастырь братьев-черноризников3. Он стремился воспитать сына в господском духе и обучить его грамоте. О последних наставлениях Вахура он совсем забыл.
Но Яанус о них помнил. Мужчина вообще сохраняет мало воспоминаний о своем детстве: в годы возмужания внезапно пробуждающийся ум считает все составлявшее для ребенка его мирок настолько малозначащим, что вместе с участием в этом мире детства исчезает и воспоминание о нем, и дух как бы рождается заново. Однако отдельные события, в детстве глубоко поразившие сердце человека, припоминаются ему и в зрелом возрасте, приходят на ум в часы одиночества даже в глубокой старости, вызывая то радостные, то печальные воспоминания.
Когда Яанус в первый раз въезжал в Таллин через узкие, темные Харьюские ворота, он, вольный сын зеленых лесов, смотрел полуиспуганно, полупечально на каменные здания огромной высоты, за решетчатыми окнами которых мелькали чужие, угрюмые лица. У Яануса было такое чувство, будто кто-то сдавил ему горло. «Береги свободу!» — звучали у него в ушах последние слова Вахура. Но он свыкся с
