— Хей, крошка, бояться нечего. Это просто игрушечный телефончик. Потом мы и тебе дадим послушать, идет? Бяка далеко. Еще дальше, чем Грязновласка от мыла. Хочешь посмотреть, как мы делаем бриллианты?
Мы взяли ее с собой в мастерскую. Джинни вытащила кучу колец, цепочек и прочей дребедени. Большинство из этих талисманов могли брать в руки только маги. Джинни меня уже подготовила, и мы вместе принялись за работу. Справились быстро. Оба диска мы оправили и подвесили на цепочки. Я надел один из них Джинни на шею. Если бы не дочка, я обязательно сопроводил бы это движение чем-нибудь более приятным.
Выходя из мастерской, мы услышали бас Фьялара. Гном наконец проснулся. Он желал знать, куда мы запропастились и где его завтрак.
Noblesse oblige[25] и тому подобное. Мы накормили голодного гостя и оставили за няньку, а сами отправились на разных метлах к зуни. Второе помело должно было остаться в пуэбло и дождаться моего возвращения. Долго мы там не задерживались. Хотя гном — существо добродушное, доверять ему ребенка на долгое время было рискованно. Например, по той же доброте душевной он вполне мог угостить девочку пивом.
Опустившись возле церкви, мы пошептались, быстро поцеловались и разошлись.
Глава 38
По совету Балавадивы я прихватил с собой только необходимый минимум вещей и спальный мешок. Само собой разумеется, что под одежду я надел вязаный костюмчик и прихватил поляризатор. Когда я спросил священника, не взять ли оружие, он ответил:
— Нет. Пользы от него никакой, зато можем кого-нибудь оскорбить.
Он ждал меня возле дома, рядом с тяжело нагруженной метлой. Запас еды и его личные вещи заняли немного места, но вот большие глиняные оллы[26] с водой, переброшенные по обе стороны рукояти, были громоздкими и тяжелыми. Мы забрались на сиденья его помела, взлетели и взяли курс на восток.
Я сообщил ему о том, что мы оставили в кузнице Фотервик-Боттса.
— Хорошо, — одобрил Балавадива. — Мы не можем послать туда даже подростка — слишком много работы. Да и Танец Кукол на подходе, а потом — Шалако.
Хотя он произнес эти названия небрежным тоном, я знал, как это важно для него. Зуни жили своей религией. Не в первый раз я задумался, не следует ли и нашей семье стать такими же ревностными христианами? Может, этот человек святой, ниспосланный нам для просветления? Но вряд ли кто его… направил. Он просто услышал наш зов и пришел на помощь, такой уж он человек. А если бы мы были синтоистами, не явился ли бы к нам кто-то типа Сусаноо?[27] Вот, к слову, в Кайзерской войне по обе стороны фронта воевали солдаты, одинаково верующие в Христа. И если он действительно желал, чтобы ему молились, почему допустил столько боли, горя и ужасов в этом мире? Эти вопросы волновали людей еще со времен пророков Израиля — три тысячи лет тяжких раздумий. А я на такие темы думать не привык. Вот сейчас, например, я доверился старому магу племени зуни.
— А куда мы направляемся? — решился спросить я.
— Приблизительно на то место, где мы встретились с Кокопелли.
У меня желудок подпрыгнул к горлу, когда я вспомнил, что последовало за нашей прошлой экскурсией.
— Те, кого я надеюсь вызвать, иные, — добавил Балавадива. — Мужайся.
Когда ветер потеплел и внизу начали расти склоны гор, он сказал:
— Нам можно спуститься на место и разгрузить метлу. Но потом придется отлететь обратно и вернуться уже пешком. — Он повернулся ко мне: — Не беспокойся, на этот раз на нас никто не нападет. Враги не станут повторять прежних ошибок. Да и Вирджинии с нами нет. Думаю, что прежде всего они хотели вывести из строя именно ее.
— И вас, — добавил я, проглотив вставший в горле ком.
— Обо мне речи не идет.
Об остальном я не могу рассказать, разве что самое незначительное. Но я попробую, придерживаясь обещания молчать об определенных деталях.
К тому времени, как мы дошли пешком до оставленных в горах вещей, солнце уже опустилось низко. Я распаковывал и раскладывал наше оборудование и припасы, а Балавадива собрал хворост, соорудил костер и благословил его. После того как он просветил меня насчет правильной манеры поведения и нужных молитв, мы поели. Я прошел обряд очищения как помощник священнослужителя. Пока солнце дотлевало на закате, мы отбивали поклоны. Потом мы сели и следили, как на небе загорались необыкновенно яркие звезды. Он многое мне поведал. Перед тем как ложиться спать, мы вознесли приветствие восходящей луне.
Понимаете, я вовсе не сменил религию. Мы верили в разных богов. Просто я пытался принести хоть какую-либо пользу.
Вторник стал тяжелым днем.
В среду я потихоньку начал применять полученные знания и, что важнее, начал кое-что ощущать.
То же самое продолжалось и в четверг. И в ночь на пятницу они пришли.
Луна была во второй четверти и взошла всего на час позже, чем вчера, поскольку в Урожае убывала, чтобы возродиться в Охотнике. Ее свет не полностью скрыл сияние Млечного Пути, озарив каждый кустик, травинку и камешек холодной белизной. За нашем лагерем горный склон резко обрывался в темноту, чтобы вознестись на той стороне глубокого ущелья. Пламя костерка окрасило все вокруг кровавым отблеском. Мы с Балавадивой переоделись в килты, широкие пояса и изукрасились ритуальной раскраской. Ветер холодил мою обнаженную кожу, качал перьями наших священных посохов. Мы проводили обряд в полном молчании, и окружающая тишина словно помогала мне войти в образ.
Невозможно описать, что случилось потом. Даже если бы я не обещал хранить молчание, я все равно не нашел бы ни слов, ни образов, ни чувств.
Шепот ли ветра, мелодия ли флейты неведомого горбуна? Был гром, который почудился мне с безоблачного неба, или это били барабаны?
Я почувствовал их приближение сам не знаю как. Балавадива разбросал священную пищу на то место, где они должны были появиться. И словно сама ночь спустилась к нам, темнота загустела и оформилась в две фигуры.
Они оказались невысокими, но необычайно мускулистыми и гибкими, как пумы. И уродливо- прекрасными. Одеты, как охотники, — в кожаные туники и штаны, за плечами у них висели луки и колчаны, но на поясах весело гремели тыквы-долбленки, и длинные перья на кожаных шапках кивали в такт. Каждый держал в правой руке копье, а в левой — щит. Рисунки на щитах оказались мне неизвестны, мой взгляд долго плутал в линиях, кольцах и символах, пока я с усилием не отвел глаза. Священник хорошо меня подготовил, так что я знал, кто встал перед нами, — Святая Двойня — Возлюбленные Близнецы, Боги войны.
И начался разговор.
…Возлюбленным известны наши заботы и наши мольбы.
…Со слов Флейтиста. Мы знаем, что Койот сошелся с чужими Созданиями. И что с того? Мы снова и снова зажигали сердца наших людей. Снова и снова они терпели поражение. Их боевые кличи больше не звучат. Их земли пали под пятой тех, кто не любит Землю-Мать и оскверняет ее. Почему мы должны помогать захватчикам?
Близнецы были богами не только пуэблос. Им поклонялись по всему Западу и далеку к Югу. Майя рассказывали, как глубоко под землей они играли в мяч с Владыками Мертвых. Все знали, что именно Близнецы вывели праотцев человечества из царства тьмы на солнечный свет. Здесь заключалось зерно истины, нечто подобное можно встретить и в „Книге Бытия“.
