замеченные широкой публикой. Чародеи начали пользоваться магией по-другому. Волшебство отныне разрешалось творить лишь посредством печатей. Каждому заклинанию была придана соответствующая форма, выражавшаяся в определенной магической фигуре, скрепленной рунами. Все это было сделано для того, чтобы оградить начинающих чародеев от воздействия Пустоты.
Чем опытнее становился маг, тем успешнее у него получалось использовать свою волю вместо печатей. Поэтому волшебники высоких рангов спокойно творили слабые чары просто так, не используя магические фигуры, но для колдовства посильнее все равно прибегали к печатям. Всем остальным же приходилось оберегать себя и ежедневно совершенствоваться в магическом искусстве.
Однако и этих изменений оказалось недостаточно, чтобы после магической войны все вернулось на круги своя. Возможно, прежнее мирное сосуществование простых людей и магов было уже не вернуть никогда. Так или иначе, Оцелот согласился на то, чтобы вывести основные силы Гильдии в Аленор — туда, где и людей было поменьше, и реальной пользы от чародеев побольше. В южной, коренной части Империи остались лишь Совет Гильдии и немногие чародеи, следящие за порядком в городах и на границах Глорнского леса.
Радимир, закончив свои реформы, исчез, сказав на прощание, что явится, когда в этом будет необходимость. Слухи ходили разные — от разговоров о том, что он навсегда покинул пределы Империи, до опасливых перешептываний, мол, Радимир-то не дремлет и за всем наблюдает, сам оставаясь невидимым. Поведать об этом истину могла одна только Гильдия, но она упорно хранила молчание. Управление ею в отсутствие Оцелота взял на себя Совет Гильдии. Никто из советников не обладал в народе такой известностью, как сам великий маг, коего люди почитали спасителем, несмотря на общую нелюбовь к чародеям. Во многом поэтому, а еще и потому, что Совет не особо заботился о снискании всенародной любви, недоверие к магам вообще и к Гильдии в частности только укреплялось.
Масла в огонь подливала все усиливающаяся Церковь, тоже прошедшая через множество реформ. Когда Гильдия потеряла своего лидера, Церковь его приобрела. Новым первосвященником стал Отто фон Остер, семья которого была убита в магической войне предавшимися Пустоте колдунами. Самого Отто, тогда еще подростка, успели спасти верные Радимиру чародеи, но память о пережитом осталась у него навсегда. Хронистам, писавшим впоследствии житие святого фон Остера, не удалось проследить отрезок его жизни в течение примерно полугода после магической войны. Зато каждый ребенок в Империи смог бы рассказать, как фон Остер явился с запада верхом на Солнечной птице.
Он был первым, кто встретил посланников Бога-Солнца во плоти и заслужил их доверие. При поддержке Солнечных птиц Церковь обрела невиданную доселе мощь, распространив свое влияние на всю Империю, а ее служители смогли не только исцелять и молиться, но и сражаться во имя Бога-Солнца. Простой народ не остался без чудотворцев — вместо утративших доверие магов насущные нужды людей Империи стали решать церковники.
Адус, советник и глава аналитического отдела Гильдии, впервые за долгие годы наслаждался длинным, полным не всегда приятных событий днем. Впервые ему не хотелось возвращаться в рабочий кабинет, к бумажкам. Потому что сейчас на его столе лежали многочисленные отчеты о событиях на севере. Объединенные силы армии, магов и Церкви совершенно неожиданно потерпели сокрушительное, истребительное поражение от показавших свои рыла степных бестий.
Конечно, негоже истинному магу бежать от каких-то дурных вестей, но Адус уже и так знал все детали происшедшего и по въевшейся за долгие годы привычке обдумывал стратегию действий Гильдии, попутно занимаясь повседневными делами. Но отчеты читать придется все равно, выискивая среди данных о потерях какие-то мелочи, которые, возможно, окажутся полезны… Адус всю жизнь питал склонность к теоретической магии, связанной с относительно тихим и спокойным времяпрепровождением, а потому не любил сталкиваться с боевыми сводками, особенно повествующими о неудачах и гибели людей.
Однако перевалить аналитические обязанности на кого бы то ни было еще не удастся, ни один из магов в Совете не занимался синекурой. Именно эти семеро лучших чародеев несли на своих плечах бремя повседневного управления делами Гильдии. Выше них, был, разумеется, Оцелот, основатель самой Гильдии. Но его не видели уже многие годы.
Легендарный маг, далеко превосходящий весь свой Совет вместе взятый, он стремительно появлялся, действовал и исчезал только там, где без его вмешательства было не обойтись, что наводило на обоснованные подозрения: очевидно, Оцелот все время находился в самой гуще событий, просто прячась под маской. Но вычислить архимага не удалось еще никому. Воистину великий волшебник своей любовью к пряткам оправдывал кошачье прозвище.
Так или иначе, но день неизбежно закончился, и Адус обрел уединение, пусть и не слишком желанное. Потратив минут десять на расслабляющую медитацию, маг устало вздохнул, потер глаза и уселся за документы. Похоже, снова наступало не слишком приятное время, когда сон был недопустимой роскошью, и отдыхать приходилось в трансе.
После пятого по счету доклада чародей прервался, отсортировал листочки со своими черновыми заметками, которые он набрасывал в процессе чтения, поправил кристалл магического светильника. Словно бы в задумчивости сунул руку в ящик письменного стола, на ощупь нашел там нечто вроде кулона — безделушки на тонкой цепочке — и поднял амулет перед глазами, поворачивая его на свету. После чего вздохнул и заявил прямо в воздух:
— Ну что ж, заходите, негоже мне, как хозяину, держать гостей на пороге.
С мгновение ничего не происходило, затем раздался легкий смешок, сменившийся мягкими звуками шагов и почему-то негромким металлическим позвякиванием.
Как будто нежданный гость нес при себе большую, тяжелую цепь.
— Адус, почему так официально? На «вы» к старым друзьям…
Как пришелец сумел пробраться в отведенную Гильдии треть императорского дворца, было неясно, но кое-какие догадки могли родиться при взгляде на его наряд. Ширш, окажись он здесь, бросился бы на черного колдуна без промедления. Адус же замер, и не только из-за того, что ощутил до поры до времени скрываемую гостем мощь. Капюшон черного балахона был откинут, и советник прекрасно видел лицо своего посетителя, некогда бывшего его собратом по изучению магических наук, хорошим другом, а затем ставшего ренегатом, беглецом из рядов Гильдии.
— Надо же, Синд, давно тебя не видел. — Чародей, не рискнув разыгрывать беспечность, развернулся к старому знакомому всем телом, пока что напоказ держась расслабленно. На деле же он стремительно проверял готовность всех уровней защиты, мысленно прощупал многочисленные амулеты в комнате и обрел некую толику уверенности. — Явился наконец с повинной?
— Нет, — Синд широко, открыто улыбнулся, — я пришел с предложением, от которого ты не сможешь отказаться. И зря ты проверяешь свои охранные амулеты, они тебе не понадобятся. Впрочем… — Колдун заглянул советнику в глаза и вкрадчиво произнес: — Ты верно догадался и о второй возможности. Они тебе попросту не помогут. А не захочешь договориться — заставим.
Магов любили обвинять в излишней практичности, но это скорее было необходимой профессиональной чертой. Вот и сейчас Адус не стал терзаться пустыми рассуждениями на тему, этично ли сражаться с бывшим другом и не удастся ли вернуть его на путь истинный. Советник трезво рассудил, что разговор зашел в тупик, и ударил первым, пусть не слишком сложной и сильной, но весьма коварной, глубоко прощупывающей оборону атакой. Одновременно с этим он щелкнул пальцами, импульсом отбрасывая себя к дальней стене и разрывая дистанцию.
Синд, потратив на отражение первого удара не больше двух секунд, снова улыбался, но теперь несколько более хищно:
— Увы тебе, где твои хорошие манеры… Неужели нельзя выслушать дорогого гостя, быть может, его слова окажутся не столь ужасны для слуха?
— Ваша братия начинает все предложения с одного, — Адус, прикрываясь разговором, не забывал приводить амулет за амулетом в боевую готовность, — присоединись к нам и прими Пустоту. А поскольку уже первый пункт обсуждения меня не устраивает, не вижу смысла тратить время.
— Однако же ты его тратишь на разговоры, чтобы успеть привести в действие свою защиту. — Синд осклабился, сложив пальцы рук для какого-то пасса. — Что ж, проверим ее на прочность.
Неизвестно, о чем думал пришелец, начиная дуэль, но свою козырную карту он решил на всякий случай придержать, устроив поначалу поединок чистого мастерства. И если он рассчитывал одолеть таким
