Проклятый город. Однажды случится ужасное...

— В самом деле, не вполне, — кивнул Бертеги, слегка удивленный таким агрессивным приемом, не соответствующим добродушному виду этого человека.

Как сказал Клеман?.. Бывший судмедэксперт… теперь почти овощ. По словам лейтенанта, доктор Либерман тщательно изучал историю Лавилля и стал настоящим знатоком черной магии. Учитывая состояние, в котором он пребывал сейчас, Бертеги не слишком радовался перспективе встречи, но у комиссара не было другого выбора.

Прошлой ночью ему приснился отвратительный кошмар: мадам Менгиронд, надев наголовный фонарик и взяв в руки топор, с дикими воплями гналась за Дженни по темному городскому парку, а сам он был каким-то образом отгорожен от происходящего и не мог спасти дочь. Потом все смешалось, и Дженни оказалось висящей на решетке парка, а от толпы стоящих рядом зевак медленно отделилась Одиль Ле Гаррек, шепча мертвыми губами: «Совсем как сын Роми Шнайдер…»

В результате Бертеги пришел к заключению, что дело, которое он расследовал, начинает переходить в самую напряженную фазу. Мрачный вид Мэрил, с самого утра казавшейся сильно встревоженной, лишь подтвердил его подозрения. Он уже почти с нетерпением ждал, когда в деле появится еще один труп — на этот раз жертва настоящего, безоговорочного умышленного убийства. Что-то реальное, осязаемое, чтобы можно было наконец обрести под ногами твердую почву и выяснить, кто его настоящий враг. Потому что сейчас у этого врага не было лица, не было облика. И вот, не имея никаких надежных следов, а следовательно, и возможности всерьез надавить на Ле Гаррека, чтобы заставить его выложить все, что тот скрывал, — а именно это дало бы ключ ко всему делу, Бертеги был в этом уверен, — комиссар решил встретиться с доктором Либерманом, как ни угнетала его перспектива беседы о сатанинских ритуалах, вырезанных бычьих сердцах и тенях, одетых в черное.

Слабым кивком бывший судмедэксперт указал ему на кожаное кресло с металлическими подлокотниками, в котором Бертеги уместился с большим трудом: кресло было, конечно, стильное, но совершенно не приспособленное для обычных, иными словами, несовершенных людей.

— Я так понимаю, вас направил ко мне Клеман…

— Он самый. Это один из моих подчиненных.

— Да-да… я был с ним знаком. Очень правильный молодой человек. Итак, чем я могу вам помочь?

Бертеги поерзал в неудобном кресле. Характер его просьбы, окружающая обстановка — огромная, почти пустая комната, куда едва проникал дневной свет, просачиваясь сквозь плотные вертикальные жалюзи, да еще и кресло, — из-за всего этого он чувствовал себя не в своей тарелке.

— Полагаю, это имеет отношение к «делу Талько»? — подбодрил его Либерман.

— Некоторым образом да…

На застывшем лице собеседника появилось подобие улыбки.

— Я так и предполагал. Я вас слушаю.

— Клеман говорил мне, что вы разбираетесь в ритуалах черной магии…

— Не совсем так. Хорошо разбираться можно только в том, что применяешь на практике, комиссар… Изучение — ничто без применения, не правда ли?.. Скажем так: я попытался понять, что со мной произошло.

Бертеги коротко взглянул на лежащую перед ним мумию — невозможно было понять точный смысл последних слов Либермана. Комиссар решил идти к цели напрямик.

— На ферме недалеко от города был убит бык. И у него вырезали сердце. Я хотел бы узнать, есть ли в этом какой-то ритуальный смысл. И еще мне бы хотелось услышать от вас, как проходят… все эти шабаши, черные мессы и прочее в таком духе…

— Это связано с каким-то вашим расследованием, я полагаю?

Бертеги кивнул.

— И убийство быка — это в нем не самое главное?

С этими словами доктор устремил на своего визитера проницательный и любопытный взгляд, совершенно не похожий на взгляд «овоща». Даже его голос теперь уже не был таким прерывистым и дребезжащим, как в начале встречи.

— Не могли бы вы рассказать, что именно произошло?

— К сожалению, нет.

— Понимаю. Разрешите мне уточнить: произошло похищение или исчезновение? речь идет о ребенке? или молодой девушке?

— Нет, ничего из перечисленного.

— Это произойдет. Неизбежно.

Эти слова прозвучали как приговор.

— Вы ведь недавно в городе, комиссар, если я не ошибаюсь? — спросил Либерман.

— Да.

— Хорошо. Я не знаю точно, что вы ищете или, наоборот, чего пытаетесь избежать, но могу сказать вам следующее: для того чтобы понять, что происходит в Лавилле, нужно сначала понять, что это такое — Лавилль-Сен-Жур.

— Понять, что это? — переспросил Бертеги.

— Да. Каково его происхождение. Этим и обусловлено все остальное. Лавилль-Сен-Жур — это место на границе двух миров. Мост между ними. И одновременно убежище.

Бертеги уже собирался перебить доктора и попросить, чтобы он не слишком удалялся от основной темы разговора. Но Либерман даже не дал ему открыть рот.

— Сначала Лавилль был просто точкой на карте, имеющей свое название. В нем не было и следов галльско-римского прошлого, в отличие от многих ему подобных мест по соседству. Скорее всего, по причине климата — ну, о нем вы уже получили представление. Кто захотел бы жить в низине, постоянно заполненной туманом, густым, как картофельное пюре?.. Даже здешние виноградники долгое время стояли необработанными. Но, тем не менее, Лавилль имел одну особенность. Вы когда-нибудь слышали о Большой Шайке? О Живодерах?

Бертеги отрицательно покачал головой и слегка нахмурился, надеясь, что собеседник заметит его нетерпение.

— Большая Шайка — так называли себя разбойничьи орды, залившие кровью огромную часть Франции в Средние века. Одними из самых известных разбойников были Живодеры, которые хозяйничали на территории Бургундии. Некая ассоциация злодеев, если хотите… но у этих была одна особенность: среди них были не только обычные головорезы, но и люди благородного происхождения, часто бывшие военачальники. Они обладали огромной властью — герцоги бургундские фактически платили им дань за позволение беспрепятственно проезжать по собственным владениям.

Если Либерман и заметил, как комиссар нетерпеливо постукивает пальцами по подлокотнику кресла, по колену или по лацкану пиджака, то не обратил на это никакого внимания.

— Живодеры наслаждались своей безнаказанностью — не официально-юридической, разумеется, но фактической: они были недосягаемы. И вот эти-то Живодеры, комиссар, были первыми обитателями Лавилля. Именно они построили здесь первые дома, проложили первые дороги, начертили первые планы. Без чьего-либо ведома — ну, или почти. В этом заключается первая особенность истории города: он возник вне закона, отдельно от окружающего мира. К нему, больше чем к какому-либо другому городу, можно применить выражение «построен на крови». К тому же — на деньги, добытые разбоем и грабежами…

В пятнадцатом веке Лавилль был, по сути, еще небольшой деревушкой, затерянной в тумане, существование которой держалось в секрете, — хотя из-за того, что управляли им люди, в чьих жилах текла голубая кровь, этот секрет не мог в полной мере оставаться таковым. И вот тогда состоялось знаменитое Аррасское судилище…

— Аррасское судилище? — переспросил Бертеги, в котором постепенно начал пробуждаться интерес.

— Да, один из самых известных процессов колдунов за всю мировую историю… В сущности, это была борьба за власть между бургундской знатью и Людовиком XI. Вы, должно быть, знаете, что в Средние века было несколько таких периодов, когда охота на ведьм становилась особенно ожесточенной. Но в Аррасе произошло нечто исключительное: гонениям подвергались не отщепенцы, как в других местах, но и