– Прекрасно. Я тоже о нем беспокоюсь.
Кэссиди чмокнула меня в щеку и слегка приобняла, стараясь не задеть раненую руку.
– Сейчас мы будем по всем правилам за тобой ухаживать.
Но это не входило в планы детектива Эдвардса. Кэссиди привела меня обратно в гостиную, и они с Трисией устроили меня на диване – подушки, одеяла, все, что полагается, кроме, разве что, курительной трубки и тапочек. Детектив Эдвардс стоял рядом и наблюдал за их суетой, не делая никаких замечаний. Но как только они закончили и собирались сесть рядом со мной, он произнес:
– Большое вам спасибо.
Кэссиди нахмурилась:
– Звучит, как будто вы нас отпускаете.
– Не беспокойтесь, сегодня я сам присмотрю за мисс Форрестер. Еще раз огромное спасибо.
Не знаю, кто из нас троих был больше поражен. Он хочет сказать, что проведет здесь ночь? Чья это идея? Хорошая ли это идея? Это официально или как? А я к этому готова? И вообще, где мой викодин?
Кэссиди тоже не была в восторге, а вот Трисия уже готова была вскочить и побежать.
– По-моему, это чудесно. Лично я буду спать гораздо спокойнее, зная, что вы здесь охраняете Молли, детектив. Пойдем, Кэссиди.
По улыбке – чтобы не сказать по усмешке – Трисии было понятно, что она, как наш штатный романтик, уверена, что Эдвардс явился с личным визитом, поэтому им с Кэссиди нужно поскорее убраться с дороги. Кэссиди, еще слишком хорошо помнившая, как ей пришлось вытаскивать меня из его комнаты для допросов, была настроена гораздо более скептически. Я же пока что терялась в догадках, что у него на уме, но мне ужасно хотелось выяснить. Меня очень радовало намерение подруг за мной ухаживать, однако перспектива, что эту обязанность возьмет на себя Эдвардс, просто приводила в восторг.
– Со мной все будет в порядке, Кэссиди, – заверила я. – Увидимся утром перед похоронами.
Кэссиди, которой ничего не оставалось сделать, как сдаться, покачала головой:
– Если мы тебе понадобимся…
– Я знаю.
По очереди поцеловав меня, они кивками попрощались с детективом Эдвардсом и ушли. Кэссиди замешкалась на пороге, но Трисия быстренько вытолкала ее в коридор. Эдвардс прошел следом и запер за ними дверь. Вернувшись, он уставился на меня, и это продолжалось так долго, что мне стало неуютно.
Хорошо было бы выступить с какой-нибудь колкостью в духе Мирны Лой [96], но мне вдруг захотелось плакать. Скорее всего, это был викодин – Фаза Третья. Что я натворила? В какой степени я виновата в том, что произошло? Что я сделала не так? И что теперь будет?
– Почему вы отослали моего адвоката? Разве это законно? – ляпнула я, потеряв контроль одновременно и над языком, и над мозгами.
– Вам давали наркотики?
– Ну конечно, давали. И это значит, что мне нужно быть очень осторожной, потому что я, кажется, говорю то, что думаю, а в вашем присутствии это может быть небезопасно. – Я старалась оставаться спокойной и сосредоточенной, но меня ужасно отвлекал кончик моего носа, который потерял чувствительность.
– Почему? Почему вам надо быть осторожной?
Послышался странный смех – как оказалось, мой собственный.
– Потому что вы стараетесь выведать мои секреты.
– А у вас есть секреты?
– А у какой настоящей женщины их нет?
– Действительно.
– Вот что, прекратите со мной соглашаться, вы напрасно думаете, что это вам поможет.
– Может быть, я так сказал просто потому, что мне это понравилось.
– 'Понравилось' – в смысле то, что я сказала, или в смысле – я понравилась?
– Для начала – то, что вы сказали.
– А что я сказала?
– Много чего.
Я как будто наблюдала себя со стороны. То есть я понимала, что пора заткнуться, но не могла остановиться.
– Вы думаете, я права насчет того, что Ивонн убила Тедди? Проблема в том, что потом кто-то убил Ивонн и пытался убить меня, и мне кажется, что это так или иначе связано с рекламным объявлением, которое должно было выйти в журнале – ну, об этих классных штучках, которые надевают на туфли, и еще мне кажется, Тедди пообещал этому парню помочь, но деньги пропали, потому что, может быть… о-о, да, вот почему Тедди и Ивонн воровали деньги у журнала, или брали на лапу, или что там еще они могли делать – но вы можете проверить их банковские счета и все такое, правда же? – Я вопросительно смотрела на него, ожидая ответа. Вот только о чем, собственно говоря, я только что у него спросила?
– Мы уже проверили их финансовые документы и ничего не обнаружили.
– Так они же хитрые. Были хитрые. Есть какое-то недостающее звено, понимаете, человек, который их всех связывает, и мне уже казалось, что я вот-вот его вычислю, а тут кто-то берет и стреляет в меня, и теперь мне очень трудно сосредоточиться.
– Могу себе представить.
– Но я все равно должна его вычислить, а вы должны мне поверить.
– Понятно.
– Дайте слово.
– Зачем?
– Если дадите слово, я открою вам свой секрет.
Он подошел поближе и присел на кофейный столик, его колени соприкасались с моими, а лицо оказалось в опасной близости.
– Даю слово.
– У вас самые потрясающие синие глаза, которые я когда-либо видела.
Потрясающие синие глаза моргнули, но удивленно или разочарованно – я не могла понять.
– Это и есть ваш большой секрет?
– Ага. И я не должна была вам говорить, потому что теперь я в вашей власти.
– Я не смог бы вас контролировать, даже если бы захотел.
– А вы хотите?
Взяв мои руки в свои, он сказал:
– Когда Ортиц позвонил, я чуть с ума не сошел. Я ужасно боялся, что произойдет что-то в этом роде.
– Но мне казалось, вы меня подозреваете.
– Я никак не мог вас раскусить. По крайней мере, я себе говорил, что именно поэтому не могу перестать о вас думать.
Где-то глубоко внутри – там, куда еще не проник викодин – я почерпнула силы, чтобы наконец промолчать. Я даже задержала дыхание, чтобы подольше продержаться.
– Я ничего плохого не сделала, – сказала я наконец.
– Знаю. Теперь нам надо поберечь вас, пока мы не найдем того, кто сделал.
– И поэтому вы сегодня здесь. Чтобы меня охранять.
Его улыбка была неуверенной, и неожиданной, и ошеломляющей.
– Охранять, ни отходя ни на шаг.
– Значит, я не зря плачу налоги?
– Увидишь.
Наклонившись, он поцеловал меня – теплее, крепче и дольше, чем в первый раз. И хотя я все еще не ощущала собственного носа, но это я почувствовала. Везде. И в первый раз с того момента, как я наткнулась на Тедди, бесконечные вопросы, крутившиеся у меня в голове, куда-то исчезли, а остался только Эдвардс, его губы, его руки, его плечи, и я не сказала ни слова, когда он поднял меня и понес в спальню. Потому что это было правильно.
