Портреты людей, с которыми он говорит, созданы удивительно ясно. Так же ясно рисуются отношения между собеседниками. Вот он у «всероссийского старосты» Калинина:
— «Михал-Ваныч на-ше!..» — «А, Демьяше!.. Понимаешь, шут его дери, Что делается в Твери? Мои земляки сговорились словно, Прут на многополье поголовно. … Да у меня на хозяйство — три дня среди лета! Да ежели б не должность эта…» — «Успокойся, говорю, Михал-Ваныч, на минутку. Тут дела не на шутку…» Демьян говорит Михаилу Ивановичу о разрыве торгового договора, чемберленовской ноте. А потом двигается в Коминтерн.
Там Демьян трижды произносит, как заклятье: «Пролетарии всех стран, соединяйтеся!.. Свят-свят- свят! Да воскреснет пролетариат, и расточатся врази его!..»
Но тон становится строгим, и уважительная полуулыбка еле заметна, когда он приходит в ЦК:
Вошел я к Сталину этаким орлом. Товарищ Сталин за столом. — «Товарищу Сталину многая лета!» (Пожал мне руку. Но никакого ответа.) — «Вот Чемберлен… Не есть ли это окончание?..» (Молчание.) — «Пробуют наши нервы, похоже?..» (Все то же.) — «Опять пойдут новые Генуи, Гааги…» (Перебирает бумаги.) — «Мир, значит, на ладан дышит…» (Что-то пишет). — «Нам бы с Францией понежней немножко…» (Посмотрел в окошко.) — «Дескать, мы с тобой, с голубкой…» (Задымил трубкой.) — «А той порой, возможно, право… Кто-нибудь причалит на советский причал». (Прищурясь, посмотрел лукаво И головою покачал.) — «Английский рабочий — тоже не пешка…» (Усмешка.) — «И Персель слово не зря брякнул». (Крякнул.) — «Ваша речь о «троцкизме»… полторы полосы…» (Погладил усы.) — «Тоже «гирька»… на дискуссионные весы!» (Посмотрел на часы.) У Сталина времени мало, понятно, Но меня за болтливость не стал он журить. — «Заходите, — сказал, — так приятно… Поговорить!» Демьян в общем-то писал не столько об английской ноте, сколько о «дискуссионных весах». На них есть и его «гирьки». И чем дальше, тем увесистей. В IX томе Собрания сочинений целый раздел назван «Борьба за ленинизм». Он открывается новогодней шуткой «Как это началось», в которой Землячка («…ее характер женский мужских был крепче десяти») видит, подобно пушкинской Татьяне, сон…
В следующем стихотворении этого раздела Демьян говорит, что он вначале «…глядел со спокойной усмешкою, как с дымящейся головешкою забегали оппозиционные пятерки и тройки внутри партийной постройки»:
— «Э, — думал я без опаски и обиды, — Видали мы всякие виды!» От головешки, одначе, пошел такой дым, Что некоторым партийцам, особенно молодым, Не удалось удержаться от головокружения, Послышались «угорелые» выражения, Словесность стала делаться жуткой. И все же я шутил «новогодней шуткой»… Как всегда умело вплетая серьезнейшие вопросы политики в легкую, всем доступную форму стихотворных диалогов и личных признаний, Демьян твердо заявляет, что:
Какой-нибудь Муранов, не ищущий партийных чинов, Или старый партиец Василий Шелгунов Блюдут, на мой взгляд, «большевистскую веру» Куда надежней, чем товарищ Троцкий, к примеру… Отдавая дань красноречию Троцкого («когда гремит его словесная атака, я готов поставить сто сорок три восклицательных знака»), Демьян говорит, что «Я по его указке не сделаю и шагу…», «Я слушаю его всегда настороженно: «Ох, подведет!.. Ох, не по тому месту рубит! Сам пропадет — и партию погубит!»
Дальше «Про то же, про главное»:
…До междоусобного ли тут куражу, Когда пароход тянет за собой громадную баржу, Крестьянскую баржу, неохотливую, Неподатливую, неповоротливую. Тут знай — следи за прочностью смычки, 
