Обидно, конечно, потому что ей хотелось бы увидеть другую часть сада, которая погибла и превратилась в запущенную лужайку, а вид с воздуха дал бы ответы на некоторые ее вопросы. Но она даже не могла заставить себя помыслить о подобном.
Джорджия сказала ему об этом в четверг, когда позвонила, чтобы уточнить какие-то мелочи.
— А вы не хотите сделать еще несколько фотографий? — предложила она.
— И одновременно управлять самолетом? Я могу разбиться, вы же не захотите повесить такой груз на свою совесть! Почему бы вам не полететь со мной?
Она подавила волну ужаса.
— Не стоит, — сухо ответила она. — Я подумала, вы, наверное, фотографировали его раньше?
— Да, поднимался с Саймоном, моим пилотом.
Его пилот? Боже мой! У него есть
Молчание затянулось, пока она собиралась с мыслями. Очень уж богатый! И тем не менее он казался милым.
— Джорджия?
Должно быть, ее молчание что-то передало ему — в голосе слышалась озабоченность.
— Пилот? — переспросила она слабым голосом.
— Он испытывает экспериментальные самолеты, модификации и работает с дизайнером на фабрике.
— Какой фабрике?
— У меня есть фабрика по производству сверхлегких самолетов. Уже три года. Стало жалко, что она разваливается, я и купил ее.
Как просто. Британская промышленность по производству воздухоплавательных аппаратов борется с трудностями, поэтому он ее выкупил.
— Я не знала, — запинаясь, произнесла она.
— Вы и не могли знать. Во всяком случае, с его помощью сделаны те фотографии.
— А он не может снова подняться с вами?
— А вы уверены, что я не смогу уговорить вас это сделать? Я мог бы лететь очень осторожно.
— Нет! — Она закрыла глаза, успокаивая себя. — Нет, спасибо, извините. Сегодня дети до пяти в школе, так что я могла бы еще раз взглянуть на партер, и, возможно, мы сумели бы посмотреть сверху из окна на другой сад и обойтись без фотографий. Если вы не заняты...
— Не занят. Приезжайте.
— Прекрасно, — обрадовалась она. — Скоро буду.
Джорджия повесила трубку, стараясь сдержать возбуждение, и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Что это за пятна на щеках? Неужели она покраснела? О нет, не может быть. Посмотрела пристальнее. Ничего нет. Слава богу.
Она заглянула в ящик с косметикой и захлопнула его, удовлетворившись мазком блеска для губ и быстро проведя пальцами по волосам. Потом надела темные очки и подняла их на голову, как обруч Алисы, выругав при этом себя за тщеславие. Правда, они слегка сдерживали волосы, находясь под рукой на случай, если солнце будет слишком ярким. По крайней мере оно светило, так что она не чувствовала себя отъявленной кокеткой!
Когда она подъехала, на дорогу выскочил сам Мэрфи и приветствовал ее как старый друг, а за ним из-за угла вышел Мэтт, держа в руке стакан с чем-то розовым.
— Привет, — тепло поздоровался мужчина и, взяв ее за локоть, поцеловал в щеку. Как он посмел! Она вытащила из машины свои бумаги и смущенно улыбнулась ему. Он великолепно выглядел в старых джинсах и свободной рубашке с закатанными рукавами, которая видала лучшие дни, и в старых парусиновых туфлях.
Неужели она раскисла? Джинсы так эротично облегают его...
Джорджия покраснела и снова полезла в машину за сумкой.
— Теперь все, — живо заметила она, беспокоясь, что он подумает, будто она смущается. — Куда пойдем?
— Наверх, — ответил он ей, опять вызвав у нее неуместные мысли. — Я подумал, что если мы посмотрим из чердачного окна, то сад будет виден с некоторой высоты. Вас ведь не удастся уговорить снова подняться в воздух?
Она поняла, что он дразнит: его глаза озорно блестели. Губы снова раздвинулись в знакомой улыбке, и она ощутила сладкое стеснение внизу живота. Имеет ли он хоть малейшее представление о том, какой у него великолепный вид? — мелькнула мысль.
— Нет, вы не сможете уговорить меня, спасибо, — произнесла она со всей строгостью. Но не ощущала в себе никакой строгости. На самом деле Джорджия была сбита с толку и возбуждена. Откровенно говоря, она думала, что у нее закружится голова даже от подъема на чердак. Голова кружилась, но не от высоты, а от длинных, сильных ног мужчины, поднимающегося по лестнице впереди нее.
В кухне они наполнили стаканы фруктовым чаем со льдом. Со стаканом и кипой бумаг в руках и страхом в груди она последовала за ним на чердак. Освободившись от вещей, они высунулись в окно, выходящее в сад.
Она надеялась, что одышка появилась у нее после подъема, а не оттого, что ее плечо прижалось к его мускулистой, твердой груди, а его рука, упирающаяся за ее плечами в оконную раму, находится так близко от нее.
В тот первый вечер, когда они танцевали после аукциона, она злилась на него. Сейчас она не злилась, только была неприятно удивлена чувствами, которые должны были давно умереть в ней.
— Вот лужайка, о которой вы говорили, верно? — спросил он и задел рукой ее плечо, указывая. Она еще больше напряглась.
— Да, думаю, это она, — подтвердила Джорджия и постаралась сосредоточиться на его руке, указывающей на скрытые конфигурации сада, его словах, объясняющих что-то, но не могла.
Она бездумно следила за его рукой, отмечая, какие у него сильные прямые пальцы, плотное запястье, крепкие мускулы. Манжеты завернуты, и она увидела мягкие коричневые волоски, выглядывавшие из-под рукава.
Кисть у него была обветренная, испещренная маленькими шрамами. То была рука не городского избалованного человека, а человека, знакомого с трудом, — настоящая мужская рука. У нее возникло внезапное желание ощутить ее прикосновение на своей коже, на груди...
— И что вы об этом думаете? Она взмахнула ресницами.
— О чем?
— О статуе. — Он выпрямился и перевел на нее глаза, находясь так близко, что она слышала его дыхание. — Вы не слушали меня, — мягко укорил он.
Она покачала головой и выдавила улыбку.
— Извините. Мыслями я была далеко. Так что вы сказали о статуе?
— Мне интересно, есть ли о ней какое-нибудь упоминание и где она должна стоять. На территории много разрушившихся статуй. Полагаю, мой дядя не имел представления, насколько они ценны, иначе он и их бы продал. Эта изображает девушку, соблазнительно задрапированную тонкой тканью. Я ее называю Афродитой, потому что она красивая.
Голос его затих, а взгляд проник в ее глаза. В странной сине-ледяной глубине его глаз что-то нашло отклик в отчаянно бьющемся сердце Джорджии.
Сейчас поцелует, подумала она. И действительно, его рука, та самая, которая так ее волновала, легко прикоснулась к мягкой, теплой коже у нее на горле и задержалась там.
— Как у тебя колотится сердце, — услышала она и почувствовала прикосновение пальца к пульсирующей жилке.
Она открыла глаза и увидела, как загораются и темнеют его зрачки, даже страшно стало. Он смотрит на нее с удивлением, подумала она. Потом он просунул руку под волосы ей на шею, провел по ним и притянул ее ближе, касаясь легким поцелуем губ.
Она запрокинула голову и издала слабый стон. Он шептал ее имя, прижимаясь к ее губам. Легкий
