– Надо было приготовить поганое ведро, но в такой суматохе… Мы ведь сразу вернемся, верно, королева?
Форсквилис кивнула.
– Я останусь, а остальным незачем задерживаться.
– Ты… – парень не знал, куда девать глаза. С ним говорит сама королева! – Но ведь празднества…
Взгляд провидицы был устремлен за горизонт.
– Я должна увидеть знак, начать обряд… Через день-другой за мной сможет прийти баржа.
Догадавшись, что жрица хочет остаться одна, моряк неловко отдал честь и вернулся к работе.
…Наверно, только Маэлох мог подойти к коварным камням Сена при таком волнении. Когда судно наконец встало у причала, люди в изнеможении попадали на палубу.
Форсквилис поднялась.
– Отдохните пока. Возвращаться будет легче. Ждите.
Она, не дожидаясь сходней, спрыгнула на берег и быстро направилась к Дому Богини. Голубой плащ развевался за спиной. В потоках соленого ветра кружились галдящие чайки. В прибое чуть дальше по берегу виднелись головы тюленей.
…Дверь стояла нараспашку, ставни отворены, в светлой комнате все чисто и прибрано, пол отскоблен до блеска. На кровати лежало прикрытое одеялом тело. Грациллоний сидел в кресле рядом, баюкая на руках новорожденную девочку. Малышка пронзительно кричала.
Тень Форсквилис упала в комнату, и Грациллоний поднял глаза. Бледное осунувшееся лицо выражало одну лишь усталость.
– Я привезла для нее кормилицу, – сказала Форсквилис. – Корабль ждет тебя. Здесь я все сделаю.
Глава двадцать шестая
Грациллонию показалось, что его будит Дахилис. Его наполнило ощущение солнечного счастья. Сердце птицей забилось в груди. О, любимая!
Он открыл глаза. Над ним стояла Бодилис. Тогда он вспомнил…
В окна заглядывал сумрачный день. Бодилис отступила от постели. На ней было простое белое платье без украшений.
– Прости, – тихо сказала галликена. – Но тебе пора вставать. Солнце обошло почти полный круг, а ты все спишь.
Грациллоний смутно припомнил, что когда он добрался до дворца, Фенналис дала ему выпить какой-то отвар. Перед тем моряки унесли тело на носилках к Дому Странников. Еще перед тем – море, качка… в памяти зияли провалы, клубился туман… Душа рвалась прочь: домой, на войну, куда угодно, лишь бы подальше. Но он – король. Он – префект Рима и центурион Второго легиона.
Бодилис провела его в комнату, где ждали горячая ванна, хлеб и вино. Есть не хотелось, но он заставил себя, и силы вернулись. Крепкий слуга размял одеревеневшее тело. Бодилис стояла рядом, ожидая, пока он облачится в алое королевское одеяние.
– Куда теперь? – спросил он, одевшись.
– В храм Белисамы, – ответила она. – Решили провести оба обряда одновременно, учитывая, что мать отошла, а ты будешь занят.
– Оба?
– В первую очередь наречение имени и освящение младенца.
Грациллоний кивнул. Дахилис и Иннилис рассказывали ему.
– Я должен заменить мать?
– Таков обычай, когда королева умирает в родах.
Грациллоний припомнил все, что передумал ночью в Доме Богини.
– Хорошо.
Они вышли из дворца под серое тусклое небо. Шеренга легионеров приветствовала его салютом. Админий шагнул навстречу.
– Господи, командир, мне так жаль, – у него дергались губы. – Мы все…
– Благодарю вас, – сказал Грациллоний и прошел дальше.
– Кру-гом! – выкрикнул Админий. – Шагом марш!
Подкованные подошвы ударили в мостовую.
Люди на улицах расступались, останавливались, провожали его взглядами. Никто не решился подойти или хотя бы выкрикнуть приветствие. Грациллоний и Бодилис шли сквозь молчаливую толпу.
– Мы почти ничего не знаем, – говорила королева. – Только со слов моряков и Бриги и… других, здесь, в городе… и мы догадываемся… ты не хочешь рассказать?
Он с удивлением заметил, что рассказ не причинял боли. Простая обязанность. Он сам не понял еще, что это значит – никогда не увидеть больше Дахилис. А то, что он видел в последний раз…
– Она не вернулась до наступления ночи, и я пошел искать. Искал несколько часов. Она сломала ногу, и роды начались. Лежала без сознания, почти замерзшая. Я принес ее обратно, но не смог… вернуть. Как
